Книга Прививка от невежества, страница 108 – Сергей Анатольевич Соболенко

Я медленно поднес полную пиалу к губам и, выдохнув, выпил ее по-украински. Рашид услужливо подал мне кусок баранины.

— Не-а, — сказал я. — Мясо не ем вообще.

И взяв одну изюминку, положил ее себе на язык. Все внимательно смотрели на меня. Посидев пару минут, я вдруг решил поразить дунган, тем более, что водка была китайская и, честно говоря, очень хороша.

— Слушай, Рашид, там ведь еще есть?

— А что? — глаза у старшего брата стали круглыми.

— Да вот, китайцы молодцы, водку вкусную делают. Еще можно?

Все были потрясены, замахали руками, затарахтели, как из пулемета, и без того непонятным языком. Пиала вновь была наполнена до краев. Я выдохнул, выпил, вдохнул через нос и демонстративно положил на язык две изюминки. Несколько минут стояла абсолютная тишина. Я снова обратился к Рашиду:

— Знаешь, а вообще, я пришел к тебе покурить, что-то очень захотелось.

Если бы у дунган была привычка аплодировать, наверное, в тот миг все так бы и сделали. Но, как истинные мусульмане они схватились за головы и завели свое бесконечное: “Вай, вай.” Рашид не спеша, как истинный победитель, начал забивать папиросу. Вдруг ко мне подошел один из аксакалов и присел рядом.

— Бой знаешь? — спросил он.

— Учил чуть-чуть, — ответил я.

— Где? — снова спросил он, качая головой.

— Далеко, у корейцев, на севере Китая.

— Сюда зачем приехал?

— Учиться у Фу Шина.

— Мало? — удивился старик.

— Конечно, мало, — подтвердил я.

— И мясо не ешь?

— Совсем не ем, — признался я.

— Вай, вай, — старик снова покачал головой. — Мудрость ищешь? — спросил он.

— Ищу, — подтвердил я.

Старик хлопнул меня по плечу, потом повернулся к другому аксакалу:

— Ло ган кун бай, — сказал он товарищу, и тот согласно кивнул головой.

Все дунгане встали и, почтительно попрощавшись, разошлись. Когда мы остались с Рашидом одни, я с опаской поинтересовался: Что же это — "ло ган кун бай”, хотя был почти уверен, что дурак и алкоголик.

— Это очень хорошо, — сказал Рашид. — Они назвали тебя странствующим монахом. Были такие, ходили по миру в поисках знаний. Один такой триста железных посохов стер. Курить будешь? — спросил он.

— Буду, — кивнул я головой.

— Ну, даешь! Действительно — ло ган кун бай.

— Только слышишь, Рашид. Не спорь больше ни с кем.

— Зачем? — удивился он. — Аксакалы видели, кто им не поверит.

Мы выкурили папиросу, и я решил не спеша пойти на свой второй этаж, хотелось надолго заснуть. Я прошел мимо тренирующихся, прогремев по лестнице, упал на кан. Дверь хлопнула, возле меня выросли две фигуры Андреевича и Федора.

— Что же ты делаешь, Серый? — Андреевич покачал головой.

— Да, Анатольевич, это совершенно недопустимо, — и Федор поправил свои блестящие очки.

— Извини, Андреевич, слишком много впечатлений, да и вообще, тебе хорошо — скоро домой, а мне здесь сколько быть, и сам не знаю. А ты, Андреевич, сам знаешь, с кем быть. А вы, Федор, пожалуйста, идите к черту, — сказал я и, улыбнувшись до ушей, заснул.

Проснулся я от какого-то отвратительного звука, открыв глаза, увидел, что на огромном кане уже нет ни единого человека. Противный звук прекратился, а вместо него кто-то сильно начал стучать. Повернув голову, я увидел интересное зрелище: на подоконнике сидел большущий зеленый попугай и долбил своим загнутым толстым клювом деревянную оконную раму. На какое-то время он прекратил, надменно посмотрел на меня и снова стал долбить. Мне стало обидно, потому что противный попугай совсем не испугался, прореагировав на меня, как на пустое место. Не знаю, что по этому поводу скажут орнитологи, но я пишу чистую правду.