Книга Скромная жертва, страница 53 – Николай Леонов, Алексей Макеев

– Кхм-кхм, – предостерегающе закашлял он, отодвигая городской глянец «Дорогое» – сонм томных дев в мерцающих золотыми пайетками бежевых платьях на фоне жухлых бархатных интерьеров цвета приторного детсадовского какао с молоком.

С обложки на Крячко смотрела карамельная шатенка, чье совсем детское, невинно ангельское лицо с золотистым румянцем и оленьими глазами цвета пряной корицы могло бы казаться лишенным соблазнительности, если бы не задумчиво-призывная полуулыбка пухлых губ, накрашенных помадой, напоминавшей сладкий тягучий ирис «Кис-кис». На явно постановочном фото в а-ля викторианской кофейне (неужели автор всерьез надеялся убедить читателя в возможности посетить уголок старой Англии в Саратове?) девушка держала в холеной руке огненно-красный цветок мака, чуждый на фоне ее шелкового платья, в переливах которого смешивались оттенки мокрой коры, прелой земли и пышно увядающей медной листвы.

«Красивая женщина. Интересно, действительно ли она такая нимфа осеннего леса, обратившаяся в трепетную лань, какой увидел ее стилист», – подумал сыщик.

Несмотря на привычку восхищаться яркими женщинами, Крячко всегда без сожаления был верен жене. Их юношеская любовь с годами окрепла благодаря неизменной нежности и уважению за взаимную стойкость в минуты горестей и незабытых потерь. Брак с Натальей вселял в полковника уверенность, что другие напрасно возвеличивают похоть, смешанную с внутренним неблагополучием, до всесильной и роковой любви. Сотни раз он допрашивал патологических ревнивцев, мстителей за измену, убийц третьих лишних, карателей неверных вторых половин.

В первые годы службы он выезжал на места преступлений Ольги Николаевны Малько – московского педиатра, которая мечтала поскорее забеременеть и устроилась в поликлинику через дорогу, чтобы изучить предназначенный для будущих прогулок с коляской район. Пережив шесть неудачных ЭКО, она с перерывом в полгода ввела смертельную дозу барбитуратов двум мамам новорожденных малышей – любовницам мужа, которым тот снял квартиры в шаговой доступности, не побеспокоившись, что они попадают под опеку его погруженной в депрессию бездетной жены.

Покидая квартиру первой жертвы, Аллы Пудиковой, Малько отравила бутылочки с молочной смесью, и подоспевший отец в панике напоил ядом младенца, который, проведя два часа в квартире с мертвой матерью, захлебывался в своей кроватке истошным криком.

Когда на пеленальном комоде убитой Инны Подосинниковой из соседней элитной новостройки обнаружилась бутылка с молочной смесью и стажер из школы милиции потянулась к ней, чтобы покормить надрывающегося ребенка, Крячко не успел остановить девушку. А вот задавака Гуров вырвал у нее молоко. Так полковник впервые посмотрел на нетерпимого, резкого, упертого, не по чину раскатывающего всех под асфальт новичка по-другому.

Позже, когда они осматривали аккуратную кухню Подосинниковой, именно Гуров обратил внимание на необычное положение столовой ложки на столе: черпалом вниз. Так ее оставляют после осмотра горла у больного врачи.

Через месяц, когда Малько была поймана и Крячко ездил с ней на дачу, чтобы изъять спрятанный в саду яд, Ольга попросила разрешения подняться на чердак.

Полковник кивнул конвою, и следственная группа оказалась в комнате под крышей старинной подмосковной дачи, где пахло лавандой, мятой и розмарином. Любовно укрытые легкой белой тканью травы сушились на жостовских подносах с цветами и птицами.