Книга Соленый ветер Ле Баркарес, страница 54 – Мила Дуглас

Я отступила от мольберта, давая картине дышать, давая себе осознать. Не идеал. Не фотография. Но правда. Моя правда. Найденная в красках, в снах, в слезах, в тех самых пяти метрах свободы, в тишине рядом с ним. Я повернулась, спиной к морю на холсте, лицом к морю настоящему, к человеку, который стал… моим берегом. Не причалом для спасения, а твердой землей, на которой можно стоять вместе. Легкая волна тепла, знакомая за последний год, прокатилась во мне.

Этьен почувствовал мой взгляд. Не сразу. Он закончил движение стамеской, провел пальцем по гладкой древесине, оценивая работу, как оценивал каждый новый шпангоут на верфи. Потом медленно поднял голову. И наши глаза встретились через пространство террасы, залитое золотым светом заката.

Ни слова. Шум волн, крики чаек, даже мирное посыпывание Манки у наших ног – все отступило куда-то на второй план, приглушенное этой внезапной, оглушающей тишиной. В его взгляде… не было стены. Ни каменной крепости первых дней, когда он едва выносил мое присутствие, ни стальных ставней, приподнятых лишь на мгновение. Было понимание. Глубокое, спокойное принятие.

Он принял меня. Всю. С моей тоской по маме, моими красками, не идеальным русским сердцем, страхами и крошечными победами над ними.

В его взгляде я прочла признание – не только меня, но и той храбрости, что началась с покупки билета в Ле Баркарес. И в этой тишине светилось что-то новое, хрупкое и невероятно прочное – доверие. Полное. Без оговорок. То доверие, которое мы оба кропотливо выстраивали – он, учась отпускать контроль и не убегать.

В моем взгляде Этьен, наверное, увидел отражение этого понимания себя. И благодарность. Огромную, бездонную, как-то море за спиной. Благодарность не за спасение – он не спаситель, а я не спасенная. А за присутствие. За то, что стоял рядом в ночи, когда призраки прошлого были сильнее. За то, что сказал тогда, у мольберта: «Завтра нарисуешь». За то, что починил ступеньку, сделал полки для моих тюбиков, терпеливо объяснял устройство швертбота… За то, что верил, что я смогу войти в воду. За то, что просто был. И было что-то еще. Признание. Принятие не только меня, но и нашего совместного пути. Хрупкая и одновременно стальная решимость быть здесь, на этом берегу, каким бы он ни был, строить нечто новое из обломков наших прошлых жизней.

Этьен медленно, будто боясь спугнуть хрупкую тишину, отложил стамеску. Отодвинул почти готовую раму – связь поколений, восстановленная его руками для моей памяти. Поднялся. Несколько шагов отделяли нас. Он преодолел их не спеша, его походка была уверенной, как у человека, твердо стоящего на земле. Остановился передо мной. Высокий, сильный, с руками, пахнущими деревом и морем – руками, которые строили лодки, ловили меня в воде, готовили рыбу, держали меня ночью.

Он смотрел мне в лицо. Потом его взгляд скользнул ниже, к щеке. Его рука – та самая точно выравнивала доски, что осторожно поддерживала меня в воде – поднялась. Большой палец, чуть шершавый от работы с деревом, коснулся моей щеки. Легкое движение – стирая крошечное, не замеченное мной пятнышко ультрамарина. Прикосновение было таким нежным, осторожным, осознанным, что дыхание перехватило. Оно было больше, чем жестом. Оно было вопросом. Можно? Ты здесь? Со мной? Навсегда? На этом берегу, который мы построили?