Книга Лед и пепел, страница 70 – Мила Дуглас

– И я тебя, глупышка. – Прошептал он, и в этом шепоте была вся Вселенная – признание, обет, конец долгой зимы. – Всегда.

Их губы встретились среди хаоса, среди вони крови и тел, под сводами вражеского тронного зала. Поцелуй был не нежным обещанием, а слиянием. Пламенем, уничтожившим последние осколки льда. Пепел прошлого смешался с дыханием будущего. В этом прикосновении была боль раны, соленость слез, горечь потерь и невероятная, ослепительная сладость обретенной истины. Александр и Тэссия. Лед и Жизнь. Север и Юг. Враги, пленница и тюремщик, палач и жертва – исчезли. Остались только они двое, на развалинах старого мира, давшие жизнь новому. Их тени слились в одну на залитом кровью камне – темный, единый силуэт на фоне угасающего пламени битвы. Змеи были пойманы. Началась новая эпоха.

Тишина, пришедшая на смену адскому гулу битвы, была не мирной. Она была бархатной, тяжелой, пропитанной запахом железа, дыма и смерти, оседающей на разбитых витражах и запекшейся крови на камне. Замок Альдерборн, сердце Вечнолесья, лежал в руинах своего величия. Сквозь зияющие проломы в стенах врывался холодный ветер, шевеля клочья занавесей, словно призраки былых пиров. Солнце, пробивающееся сквозь пыльную завесу, бросало косые, кроваво-золотистые лучи на опустошенный тронный зал, где теперь царили не лесные владыки, а суровый порядок Греймарка.

Солдаты в черных латах, неумолимые и эффективные завершили зачистку. Звон цепей, глухие удары прикладов о дубовые двери, сдавленные команды – вот музыка капитуляции. Остатки гарнизона Альдерборна, разрозненные, потерявшие волю к сопротивлению после гибели Валтора, сдавались. Их выводили рядами, лица серые от страха и безысходности, опущенные взгляды скользили по телу своего поверженного предводителя, брошенного у подножия трона, как сброшенная змеиная шкура. Александр, бледный как мраморная статуя, но невероятно прямой, стоял у окна, опираясь здоровым плечом о каменный откос. Повязка на ране подмышкой алела свежим пятном. Его серые глаза, холодные и всевидящие, скользили по двору замка, контролируя каждый шаг своих «Клыков Теней». Воздух вокруг него вибрировал от сдержанной мощи и боли, превратившейся в новый, ледяной стержень решимости.

Тэссия не отходила от него. Ее пальцы, дрожавшие всего час назад, когда она пыталась зажать его рану, теперь были сжаты в кулаки, впившиеся в складки ее куртки, запачканной пылью и его кровью. Каждый его вдох, чуть более прерывистый, чем обычно, отзывался в ней острой болью. Она видела напряжение в его челюсти, тень страдания, мелькающую в глубине ледяных озер его глаз. Но больше всего ее поразило то, что он сделал.

Он бросился под клинок. За Мирреля. За ее брата.

Эта мысль крутилась в голове, смешиваясь с обжигающим признанием, вырвавшимся у нее в пылу отчаяния, и с новой, всепоглощающей тревогой за него. Любовь, прорвавшая плотину, теперь была не пламенем, а бурной, темной рекой, несущей и восторг, и ужас.

Дверь в дальнем конце зала с скрипом открылась. Борк, его лицо, изборожденное шрамами, еще более мрачное, чем обычно, ввел старика. Короля Ориона Третьего. Но это была лишь тень прежнего правителя Вечнолесья. Он опирался на посох, его некогда гордая осанка согнулась под тяжестью неволи и, как выяснилось, предательства. Лицо, похожее на высохшую лесную гримасу, осунулось, глаза, глубоко запавшие, блуждали по разрушенному залу с немым ужасом и тупой покорностью. За ним, как верные тени, шли Миррель и Роан. Миррель, все еще бледный, но с новым огнем в глазах – огнем выжившего и узнавшего правду, держался прямо. Роан, могучий и немой, как скала, его взгляд метал искры ненависти к павшему Валтору и настороженного уважения к Александру.