Онлайн книга «Наследники чужих судеб»
|
Он послушно встал к мангалу, сооруженному из четырех кирпичей, а мать с друганами засела в кустах. Их было четверо, она одна. «Не могу завести подружек, все бабы мне завидуют!» — не уставала повторять она. А Михрютка смотрел на нее и содрогался. Ему не верилось, что этой опухшей старухе нет и тридцати и когда-то она была невероятно хорошенькой. Он видел ее школьные фотографии. Даже на той, где она беременная, грузная и грустная, у матери привлекательная внешность. И совсем не вульгарная. Бабушка рассказывала, что ее дочь не была оторвой. Просто любила повеселиться, на дискотеке потанцевать. И не пила она, и не курила. В техникум хотела поступать. Но влюбилась, отдалась. И ей понравилось. Из дома начала сбегать к парню уже взрослому, в армии отслужившему. Думала, все у них серьезно, раз так сладко вместе. Но он, узнав о ее беременности, сбежал. Куда — неизвестно. Ни письма не написать, ни телеграммы не отправить. А пузо уже на нос полезло, аборт не сделаешь… — Сломало ее предательство, — всхлипывала бабушка. — Вот и покатилась по наклонной… Она оправдывала дочь до последнего. И ждала, что та образумится. Но Михрютка наивностью не страдал. Если женщина не стала бороться, столкнувшись с первым предательством, ее уже не исправишь. Другая бы ради ребенка жила, ведь он ни в чем не виноват, а эта… Покатилась по наклонной с упоением. И оправдание своему падению нашла — ее предали! В тот майский день Михрютка познал абсолютное презрение. Он вертел дешевые сосиски на костре, чтобы они равномерно подрумянились, но за спину посматривал. Он ждал, что мать позовет его и нальет… Нет, не спиртного! Эту дрянь он ни за что не стал бы пить. Сока. Они купили две трехлитровые банки томатного, намереваясь делать «Кровавую Мэри». Но все равно после пива глушили водку чистоганом, а так как закуска еще не приготовилась, занюхивали ее волосами друг друга. Не удивительно, что всех быстро развезло. И как только это произошло, мужики облепили Мишкину мать. Он многое видел, но не такое! До этого она только с одним кувыркалась. Не всегда со своим хахалем, иногда с его другом, потому что хахаль отрубался и мирно похрапывал на той же койке, где его сожительница спаривалась с другим. Это тоже было мерзко. Но оргия… Михрютка, едва поняв, что намечается, бросил сосиски в костер и убежал. Его искали, чтобы наказать за испорченную закусь. Мать орала громче всех. Она поносила сына, который сидел в камышах, перепачканный сажей и рвотой. Когда крики стихли, он вернулся домой. Ему требовалась ванна. А лучше сказать, то самое корыто, в котором он с детства мылся. Он успел только согреть воду, когда в дверь заколотили. — Горб! — так его тоже называли, сокращая фамилию. — Твоя мамка потопла! Михрютка не поверил. С ней толпа мужиков, неужто некому было спасти? Но когда он прибежал на озеро, то увидел свою мать мертвой. Она действительно потопла. Ее бездыханное тело лежало на песчаном берегу. Над ним стояли люди, но среди них ни одного мужика из ее компании. Испугались и убежали… Любовнички! Или приложили руку к смерти? Мать со своими хахалями ссорилась и дралась и до секса, и после, и даже во время. Ей, по всей видимости, нравилось получать по морде… В день своей смерти она тоже была с фингалом. Пришла с ним на пикник. Но когда Михрютка смотрел на мать-утопленницу, его не замечал. Ни его, ни одутловатости, ни шрама на щеке, ни гнилых зубов. Перед ним лежала прекрасная девушка с чистым лицом, стройным целомудренным телом, струящимися волосами. Вода смыла с матери и грехи, и годы. Она будто очистилась, и такую ее Михрютка смог пожалеть. |