Книга Наследники чужих судеб, страница 107 – Ольга Володарская

— Лучше б Михрютка драться научился, — пьяно говорила она. — А то затравят зассыху!

Да, мальчик до сих пор мочился в штаны. Ночью всегда, а днем при сильных нагрузках. Поэтому его от физкультуры освободили, а в призывном возрасте не взяли в армию.

Начальную школу он окончил с отличием. Но драться так и не научился. Если травили, убегал. Благо Михрютка был легким, быстрым и сообразительным. Никому не удавалось его серьезно побить, но пинки и затрещины он получал. И всякий раз прибегал домой с мокрыми штанами, которые научился сам стирать в том же корыте, в котором мылся.

Ему было десять, когда умерла бабушка. Ее ударили по голове, когда она возвращалась с работы. Ограбили. Знали, что она идет домой с зарплатой. Женщина скончалась не сразу, а спустя несколько дней. Все это время Михрютка сидел в ее палате (его пускали из жалости), а дочь ни разу не навестила. Ей было не до этого — хахаля, с которым она проживала, уже четвертого, арестовали за разбой. Он нападал на улицах на одиноких прохожих, наносил им удары по голове и отбирал деньги. Одной из его жертв стала Мишина бабушка. А наводку на нее дала мать. Но так думал только он, потому что и она, и ее хахаль это отрицали, и ее оставили в покое.

Бабушка умерла, мужика посадили, а мать вернулась в отчий дом. Но не к сыну, просто ей стало негде жить.

— Знакомься, это твой новый папа, — представила она ему очередного сожителя уже через две недели.

— А старый у него есть? — расхохотался мужик, которого звали Эдиком. — А то, может, отправим твоего Михрютку к нему?

— Он нам не помешает. Сидит всегда тихо, как мышонок. Книжки читает да лепит всякую фигню из глины типа фигурок. Лучше бы рюмки сляпал, а то я почти все уже побила!

Эдик недолго с ними прожил. Ему не понравилось безденежье. Когда все ценное из дома было вынесено и пропито, он начал гнать сожительницу на работу, но та отказывалась.

— Я хранительница очага, а ты добытчик! — кричала женщина, только что поднявшаяся с заплеванного пола. — А если что-то не нравится — вали!

И он свалил, пусть и не сразу, а после нескольких драк и бурных примирений.

Но пустым не бывает не только свято место… Рядом с Михрюткиной матерью на грязном матрасе хахали сменяли один другого, и их имен он уже не запоминал.

Мальчик вообще старался видеться с ними как можно реже. Он ходил на все кружки, которые можно посещать бесплатно, помогал соседским старушкам по дому, брал за свои услуги не деньги (их отберут), а еду или вещи. Еду съедал в укромном месте, одежду прятал — ее могли загнать алкаши, трущиеся в доме. Михрютка по-прежнему хорошо учился, уже не на «отлично», но только потому, что не мог выполнять домашние задания. Он стал реже мочиться. Нашел общий язык с некоторыми ребятами из школы. Их считали полудурками. Кого-то травили, как и его. Других боялись: они чуть что за палку хватались, а то и лопату, и неслись на обидчика. Михрютка всех объединил, что удивило его самого. Изгои сбились в стаю, и он, можно сказать, стал ее вожаком.

Это придавало ему сил. Он не мог дождаться окончания средней школы, чтобы поступить в областное педагогическое училище и переехать в общежитие. Оставалось всего год потерпеть, но снова в его планы вмешалась судьба.

Были майские праздники. Народ отмечал их шашлыками на природе. Мать в привычной компании отправилась на озеро. Михрютку потащила с собой, чтобы он организовал им поляну. То есть пожарил сосиски и хлеб на костре, пока они разгоняются пивком.