Книга Наследники чужих судеб, страница 30 – Ольга Володарская

Тут же из-за угла выбежал невысокий мужчина неопределенного возраста. Светловолосый, загорелый, с виду приветливый. Не сразу, но Оля поняла, что у него один глаз стеклянный: он отличался оттенком цвета и был неподвижным.

— Норрис? — переспросила она.

— Кликуха, — ответил ей одноглазый. — С юности. Был когда-то каратистом. И внешне на Чака Норриса походил.

— Вы плотник?

— Еще какой, — ответил за него Борис. — Такие кресты надгробные изготавливает, что залюбуешься. Но сейчас у нас заказов для него нет, а жить как-то надо.

— Я не только с деревом работать могу, — поспешил прорекламировать себя Норрис. — Вообще на все руки… Только в электронике плохо разбираюсь, но розетку могу поменять.

— Отлично! Если сойдемся по цене, я с радостью вас найму.

— Цены наши, не московские, не боись, — успокоил ее Боря. — Только ты должна знать, что Норрис сидел. Долго сидел, по плохим статьям. Предупреждаю, чтобы не было потом претензий.

— За что сидели? — обратилась к плотнику Оля. Тот начал перечислять статьи. — Мне это ни о чем не говорит.

— Разбой, рэкет, соучастие в убийстве. В общей сложности двадцать пять лет отмотал. Но теперь все, завязал.

— Уверовал он, — добавил сын тети Веры. — На зоне еще. И сейчас в храм ходит. Но люди его все равно опасаются, не доверяют. Помнят того Норриса, что беспредел творил. Но когда это было?

— Вы местный? — спросила Оля. Ей Норрис казался безобидным, но что она понимала в урках?

— Родился и вырос в Ольгино. Мы с Боряном в детском саду на соседних горшках сидели.

— Так что, хозяйка, дашь Норрису работу? Он жениться собирается, деньги на свадьбу нужны, так что любой копеечке рад будет. — Видя, что Оля сомневается, привел последний аргумент: — Я за него ручаюсь!

«Авторитет нашелся», — фыркнула про себя та. Но Норриса решила нанять. Почему нет? Всем нужно давать шанс. Лучше бывший урка, чем дурачок Ванюша.

Стоило вспомнить, как он появился! Не зря говорят в народе: вспомни дурака, он и появится.

Оля сразу узнала Ванюшку, хоть он был без пакета. Телом другой, рослый, крепкий, не как в детстве, длинноволосый… Мать стригла его под машинку, чтобы не завшивел, а теперь у него кудри струились по плечам. Плохо промытые, но густые, иссиня-черные. Кожа при этом у Ванюшки была белоснежной, а глаза голубыми, хрустальными… Пустыми! В них ничего — ни мысли, ни эмоции. Даже слезы, набегающие на его голубые глаза, не делали их живыми. Просто хрусталь наполнялся жидкостью, и ничего не менялось.

Ванюша был симпатичным ребенком. Бабушка говорила, что он как картинка из букваря. Приятная, но примитивная. Теперь его можно было назвать привлекательным мужчиной. Родись он не в захолустье, мог бы стать моделью. Идеальные черты, пропорциональное тело, смоляные кудри и эти глаза… Они заиграли бы под вспышкой фотокамеры. У Олиного сына был друг Мухамед. Особенный ребенок с несколькими диагнозами. Он не мог совершать никаких осмысленных действий. Но был послушен, доброжелателен и очень красив. Мама Мухамеда, тоже брошенная мужем из-за диагноза ребенка, едва сводила концы с концами до тех пор, пока ее Муха не попался на глаза известному рекламному фотографу. Тот сделал несколько снимков мальчика и, убедившись в том, что тот получается на них как ангелок, предложил его маме контракт. Это было два года назад, но и теперь Оля видит Муху на рекламных постерах. Он востребованная модель. Возможно, ею и останется.