Онлайн книга «Наследники чужих судеб»
|
— Пакет, ты чего тут бродишь? — окликнул Ванюшу Борька. — Я сколько раз тебе говорил, не ходи к моей матери. — Почему? — Он «ч» произнес как «т», но в детстве его вообще невозможно было понять. — После тебя из дома кое-что пропадает. — Пакеты? — хмыкнул Норрис. — Если бы! Ложки десертные. Главное, маленькие чайные и большие столовые не берет, только средние. Уже четыре штуки утащил, всего две осталось. — Зачем они ему? — Откуда я знаю? — И уже Ванюше: — Катись отсюда, Пакет! Тот хотел развернуться, но тут увидел Олю. Лицо Ванюши вытянулось. От удивления? Пойди пойми мимику того, чьи глаза не выражают эмоций… — На? — протянул он и вытянул руку. Если бы не вопросительная интонация, все подумали бы, что он собирается что-то ей дать. Типа «на, возьми». — На, ты вернулась? И Оля вспомнила! Так Пакет называл ее тетку. Имя Алена ему не давалось, и он сократил его до двух букв. Дурачок, как и Оля, хвостом за ней ходил. Улыбался, глядя на нее. Забывал о пакетах. Он рвал для Алены цветы и делал своими руками подарочки. Обычно это были вазы из глины, кривые, убогие, но всегда украшенные каменьями и драгоценными металлами — осколками стекла, проволокой, фольгой. — Я не Алена, — ответила Ванюше Оля. А у Бори спросила: — Мы разве похожи? — С ума сойти, как сильно. — Я худая и рыжеватая, а Алена была фигуристой брюнеткой. — Вообще-то она перекрасилась незадолго до смерти… — Тебе откуда знать? — Как это? Видел ее. — Где? — Тут, — растерянно ответил Боря. — Она жаловалась моей матери на то, что пыталась стать блондинкой, но ее волосы краске не поддались, только порыжели немного. Но ей и этот цвет шел… — Постой! Разве Алена не уехала в Крым в октябре две тысячи первого? — В октябре две тысячи первого она погибла. И не в Крыму, а в Ольгино. — Боря недоуменно смотрел на нее, потом переводил взгляд на Норриса, как будто ища его поддержки, и тот кивал. — Алену убили. Задушили в собственной комнате… — Н-н-не-е-ет! — вскричал Ванюша, услышав эти слова. — На не убили. — Вместо «б» — «п». — Она сначала уснула, потом уехала далеко-далеко! — Навечно, — тихо вздохнул Норрис. — Я помню ее похороны. Алена лежала в гробу как живая. А этот, — он мотнул головой в сторону Пакета, — не давал накрывать его крышкой. Орал что-то невразумительное, кидался на гроб. Еле увели его. — Неужели ты ничего об этом не знала? — обратился к Оле Борис. Она качнула головой. — Но твоя мать была на похоронах сестры. И после приезжала… «Так вот в какие командировки она постоянно моталась! — осенило Олю. — Раз бабуля не уезжала к Алене в Крым, значит, оставалась в Ольгино, и старшая дочь ее навещала… А мне врала! Но зачем?» — Ради твоего блага, — будто в ответ на ее мысли прозвучала фраза Бориса. — Скрывала от тебя правду, чтоб ты не страдала. Ты была очень впечатлительной и нервной. В обмороки падала… Да, было такое! При виде крови, например, или трупа животного теряла сознание. В Москве дохлятину редко встретишь, а в Ольгино запросто. То собаку машиной собьет, то ондатра в сетях запутается, то коза околеет, то курица без головы выбежит за пределы загона. — На, ты совсем вернулась? — с надеждой спросил у Оли Ванюша. — Подаок есть! Много подаок. Для тебя! — И побежал. За подарками для вернувшейся Алены. — А тетя Вера уверяла меня, что он выправился, — пробормотала Оля, но решила больше не думать о Ванюшке. — Норрис, приходите завтра к девяти утра. Я намечу фронт работ, вы прикинете стоимость и, если поладим, приступите. |