Книга Наследники чужих судеб, страница 33 – Ольга Володарская

— Да какая порода? — вяло сопротивлялась она. — Я из рабоче-крестьянской семьи.

— Этого не может быть. В чертах столько благородства… А эти кисти! — Он начинал лобзать их. — Изящные запястья, тонкие пальцы, миндалевидные ноготочки…

Потом он переключался на ее ноги, а они были, безусловно, хороши. И тогда уже его рука залезала под Олину юбку, а там и до трусиков, под которыми горело лоно, легко добраться.

Все закончилось после свадьбы. И ласки, и комплименты. Оля все чаще стала слышать в свой адрес уничижительные прилагательные: тупая, бездарная, костлявая, неуклюжая. И она верила мужу! А как не верить кумиру? Петр так мудр, глубок, невероятен! И все это видят, кроме ее матери, прицепившейся к польскому акценту, будто это недостаток, а не изюминка… И Петр выбрал ее, тупую, бездарную, костлявую и неуклюжую. Он женился на ней, потому что полюбил, и Оля будет делать все, чтобы стать лучше и соответствовать своему блестящему супругу.

Если бы Адам не родился с синдромом Дауна, она, пожалуй, до сих пор бы жила с Петром, потому что сама бы она от него не ушла (тут мама в точку попала!). Но муженек сбежал от проблем, и только несколько лет спустя Оля поняла, что это не беда, а избавление. Она не заметила, как похорошела. Уже не тощая, не ссутулившаяся, стройная женщина с открытым взглядом и приветливой улыбкой. Уверенная в своих силах, умелая, обаятельная. В такую и влюбился Костя. И не мог поверить в то, что до него у нее никого не было (кроме мужа, разумеется). Но когда лучше узнал Олю, все понял.

— Ты редкая женщина, — сказал он как-то.

— Как животное из Красной книги? — хмыкнула она. Легче было переводить все в шутку, чем всерьез воспринимать похвалы.

— Как единорог.

— Еще лучше!

— Нет, правда. — Костя говорил серьезно и желал быть понятым. — Ты исключительная. Мифическая даже. Я думал, таких женщин нет на белом свете.

— Хватит, Костя, — морщилась она. — Ты же знаешь, я не люблю, когда мне поют дифирамбы.

— Это все из-за матери. От нее ты слышала только критику. Научись принимать похвалу и комплименты.

— Я попробую, — натянуто улыбалась она, желая закончить этот разговор. Оля была уверена в том, что ее уже не исправить.

…От раздумий на эту тему Олю отвлек грохот. Она вздрогнула и едва не выронила портрет.

— Кто тут? — вскричала она, поняв, что это что-то ударило по уличному подоконнику.

— Мяу, — услышала в ответ, а затем увидела усатую морду. Кот просунул ее между двумя занавесками, а до этого запрыгнул на подоконник.

— Как ты меня напугал!

— Мяу, — извинился кот и сощурил желтые глаза. Красивый, хоть и потрепанный: ухо надорвано, одного клыка нет, шерсть на шее свалялась.

— Голодный?

Кот посмотрел с укоризной. Сама должна понимать, что да. Бездомный же!

— Ладно, заходи, накормлю.

Тот спрыгнул на пол и стал тереться об Олины ноги. Крупный, довольно молодой, рыже-полосатый. Не яркий, а скорее персиковый.

— Буду тебя Персиком называть, — сказала ему Оля. Кот улыбнулся в усы.

Вдвоем они направились в кухню, где охрип от свиста чайник.

Голова трещала. Михаил и так ее пристраивал на подушке, и эдак, но ничего не помогало. Значит, не в положении дело. А в чем?

— В самогоне, — ответил самому себе Зорин. — Ты его вчера почти пол-литра выкушал.

Тяжко застонав, он открыл глаза. Доспать не получится; значит, надо вставать. Контрастный душ, таблетка аспирина, сытный завтрак — все это должно помочь справиться с похмельем.