Книга Пейзаж в изумрудных тонах, страница 152 – Майя Яворская

– Душа моя, перестань считать ворон и пошли. – Приятель легонько толкнул ее в бок.

– Да ладно, что, и полюбоваться нельзя? – обиженно ответила она.

– Ты бы еще этюдник притащила!

– А это мысль. Спасибо за идею.

– Очень смешно. И главное, вовремя. О чем ты вообще думаешь?

– О прекрасном. О том, что в городе еще не весь исторический центр отдан под банки и конторы, что здесь еще есть место простым людям…

– Поправочка. Места для простых людей здесь нет. Их активно выдавливают на окраины. Здесь осталось место только для очень непростых людей.

– Не разрушай мой романтическо-идеалистический настрой. Мне хотелось бы думать, что такое возможно. А еще, что вот так бы я хотела встретить старость – прогуливаться с собачкой по тропинкам, читать Тургенева под сенью старой липы и слушать журчанье воды в фонтане.

– Эка тебя нахлобучило. Ладно, когда тебе стукнет шестьдесят, подарю салоп, капор и мелкое пучеглазое существо на трясущихся ножках – помесь собаки с насекомым. Станешь местной достопримечательностью. Но это будет нескоро. А пока давай включай рабочий режим.

Владелец апартаментов в уютном особнячке, а может быть, и всего особнячка, оказался намного приветливее и любезнее, чем его старый приятель из Серебряного Бора. То, что с ним получится более конструктивный диалог, гости почувствовали сразу. Но определенная напряженность сохранялась. Речь как-никак шла о дорогой картине, с которой хозяин, несмотря на свое исходное гостеприимство, мог категорически отказаться расставаться на добровольной основе. Ставить же горячий утюг на грудь у визитеров в планы не входило.

Иван Дмитриевич проводил их в гостиную, которая, возможно, и уступала по изысканности интерьерам Евгения Витальевича, зато изобиловала полотнами старых мастеров. Кира не была искусствоведом в восьмом поколении, но тем не менее все же тоже уловила сходство работ на стенах с репродукцией на календаре в арт-салоне. Кирилл не ошибся: если кто и мог купить ту картину, то именно Полубояров.

– Иван Дмитриевич, в десятых числах мая вы были в арт-салоне и приобрели картину. Судя по всему, очень дешево по сравнению с ее реальной стоимостью, – начала, волнуясь, Кира.

Вступление получилось не самым удачным. Таким тоном разговаривают следователи на допросах, а не юные девушки в гостях у старых коллекционеров. Кузьмич от пламенной речи тоже в восторг не пришел. Но с эмоциями справился быстро и расплылся в милейшей улыбке, чтобы как-то сгладить первое впечатление. В подтверждение миролюбивых намерений он еще и вальяжно развалился в кресле. До этого Самойлова думала, что так умеет делать только Кирилл. Можно было бы встать и поаплодировать стоя искусству перевоплощения, но ситуация не располагала. Кира решила оставить комплимент на потом.

И Полубоярову официоз не пришелся по душе. Кашлянув, он с недоумением и любопытством посмотрел на гостью. Подумав немного, Иван Дмитриевич, как человек воспитанный и неконфликтный, решил не обострять ситуацию и просто взять другую ноту.

– Откуда такая феноменальная осведомленность? – поинтересовался с усмешкой хозяин.

– Как бы вам объяснить? Хозяйка салона – мама моей подруги – погибла из-за этого полотна. Нам очень захотелось разобраться, что же произошло на самом деле, и мы провели свое маленькое расследование, – более мягко продолжила Самойлова, стараясь исправить положение и расположить к себе собеседника.