Книга Пейзаж в изумрудных тонах, страница 36 – Майя Яворская

– Нет, спасибо, деньги есть, – спокойно ответила подруга, но вдруг голос дрогнул, и она опять расплакалась, хотя уже не так горько. – Я же осталась совсем одна! Что мне делать? Я же ничего не умею. Даже чай себе сделать. Вот объясни мне, почему у мамы он сладкий, а у меня нет?

– А ты сахар клала?

– Разве нужен сахар? Я думала, он сам по себе сладкий.

– Нет. – Кира не смогла сдержать улыбку.

– Вот видишь, я элементарных вещей не знаю. Всегда все вокруг всё за меня делали: бабушка, мама, Андрей. Теперь мне все придется делать самой.

– Ничего страшного, когда припирает, учишься очень быстро, – основываясь на собственном опыте, веско заметила подруга.

В этот момент она вспомнила первые месяцы независимости. Мир в тот момент открылся совсем с другой стороны. Он вдруг перестал быть Диснейлендом, где все было комфортно и весело, только без родителей. Оказалось, это – жуткая рутина, состоящая из своевременной оплаты коммуналки, закупки продуктов, стирки, уборки, глажки, мелкого ремонта сантехники и прочих досадных неприятностей. И эта бытовуха съедала почти все свободное время. Поначалу Кире вообще казалось, что она живет исключительно для того, чтобы содержать квартиру. Ни на что другое у нее просто не оставалось времени. Но постепенно, освоившись и оптимизировав процессы, она свела активность в этом направлении к минимуму и стала просто наслаждаться относительной свободой и условной независимостью.

Да, из Самойловой утешительница была такая же, как из асфальтоукладчика – солист балета. Окрепнув в позиционных боях с работниками ЖКХ и бригадами по ремонту, которые в критический для них момент вдруг переставали понимать русскую речь, она просто не могла осилить проблему приготовления чая. Оля же, которая только стояла у подножия лестницы, ведущей в самостоятельную жизнь, психически была не способна встретиться лицом к лицу с жесткой реальностью и только сильнее расплакалась.

– Оля, милая, – обняла ее Кира, судорожно соображая, как бы ей успокоить подругу – Чем я могу тебе помочь? Хочешь, завтра с тобой поеду?

– Нет, спасибо. Это только мое дело, не хочу тебя вмешивать.

Кира молча кивнула. Настаивать на чем-то и тем более навязываться было не в ее принципах. Девушки какое-то время сидели, не проронив ни слова. Самойлова думала, что же будет дальше: «Скорее всего, убийцу искать никто не будет. Наташа не была известной фигурой, чтобы ее смерть наделала много шуму в медийном пространстве. Впрочем, в нашей стране даже убийства видных политиков висят нераскрытыми годами, чего уж говорить про какую-то владелицу арт-салона. А самим браться бессмысленно, это тебе не история про Петю и его папу». Оля же тихо плакала, постепенно успокаиваясь.

– Знаешь, что странно? – сказала она, шмыгая носом. – Когда Андрея увезли в больницу, я в его комнате на полу нашла какую-то бумагу. Тогда еще удивилась: всегда идеальный порядок, все на своих местах, а тут что-то под ногами валяется. Подняла. Смотрю – похоже на копию какого-то документа. Только вот на каком языке, не разберешь. Я еще подумала: «Откуда у преподавателя училища такие бумаги?» Вдруг ее обронил тот человек, что ссорился с Копыловым, как думаешь?

– Вполне вероятно, – пожала плечами Кира.

– Но какие у них могут быть дела? Он же простой преподаватель, а документ, судя по всему, серьезный. – Оля встала, прошла в соседнюю комнату и вернулась с каким-то листом. – Вот, видишь?