
Онлайн книга «Дилемма Золушки»
Потом бескрайний мрак сжался в плотный черный кружок, камера четко показала украшающую голосник розетку, размыв порхающие над ней пальцы в подобие трассирующих следов. Это теперь тоже смотрелось совсем не так, как до гибели Барабасова: выразительной визуализацией его исчезающего следа в жизни и искусстве. Как будто режиссер загодя собирал эффектные картинки для фильма-некролога! Я остро глянула на Носкова уже не с легкой неприязнью, а с тяжелым подозрением. И ведь это его голос звучал в «ухе» у несчастного Бориса Ивановича! Так не Носков ли буквально свел его в могилу?! – Лицо, лицо! – обрадовалась Ирка, неотрывно наблюдающая за происходящим на экране. – Успел, молодец! – похвалила я неизвестного оператора. Он наконец оторвался от изучения инструмента и навел объектив на артиста. Очень вовремя: судя по таймеру в углу экрана, спустя считаные секунды Барабасову предстояло досрочно закончить и творческий путь, и жизненный. Я стукнула пальцем по нужной клавише, останавливая воспроизведение видео, чтобы по кадрам рассмотреть то, что любитель поэзии Петя Солнцев назвал бы «рядом волшебных изменений милого лица». Получилось что-то вроде триптиха – серия из трех портретов, каждый со своим настроением. На первом Барабасов выглядел меланхоличным и томным. Взгляд устремлен в неведомые дали и расфокусирован, брови заломлены, на губах печальная полуулубка. На втором брови подскочили выше, а рот приоткрылся шире, нежели того требовало лирическое песнопение. Взгляд прояснился, хрустальная слезинка испарилась. На третьем оператор не удержал картинку, лицо Барабасова осталось в кадре только нижней половиной, позволяющей видеть лишь гримасу перекошенного рта. А в следующую секунду артист вовсе ушел и из кадра, и из жизни. Запись остановилась. Пару секунд я смотрела на темный экран. Потом рядом завозилась Ирка: – Ну? Что скажешь? Есть соображения? – Есть, но поговорим об этом позже. – Я взглядом указала на Носкова, который как раз прикончил свой полдник и за неимением добавки обратил внимание на нас. – И не здесь, а в штабной квартире на Петроградке. К восемнадцати часам мы не успели, опоздали минут на сорок, и все остальные к нашему приходу уже поужинали. Когда мы наконец явились, Боря допивал чай, Марфинька мыла посуду, а тетушка заматывала в пупырчатую пленку закутанные в полотенце судочки. – Ну наконец-то! – всплеснула она руками, едва мы сунулись в дверь. – Запеканка остывает, разогреть ее как следует не получится, а вы где-то ходите! – О, запеканка? – Я потерла руки и тут же пошла их мыть. – Картофельная с мясом. – Тетушка с грохотом вытянула из духовки противень с оставленными нам порциями. Кот тут же сунулся в печь, получил по мордасам стеганой прихваткой и неохотно удалился в угол, с откровенной претензией вякая: – Мя! Мя! – Что ты сказал, неблагодарное животное? Мало мяса в запеканке? – Тетушка привычно вступила в диалог с питомцем. – А ты цены на говядину видел? – Ах, все так дорожает, это ужас какой-то! – охотно поддержала тему Марфинька. – На днях я хотела купить обычной красной икры, так за маленькую баночку уже нужно выложить почти тысячу рублей, когда такое было?! – В середине семидесятых красная икра стоила двадцать рублей за килограмм, но в переводе на сегодняшние деньги это почти десять тысяч, так что не надо жаловаться, – окоротила подругу тетушка. |