Книга Дилемма Золушки, страница 62 – Елена Логунова

– Блинчики со сметаной? – завистливо уточнила я и облизнулась.

Надо было все-таки нормально позавтракать.

– Со сметаной, топленым маслом, медом, сгущенкой и вареньем! – Подруга с удовольствием огласила весь список.

Вот так-то. Некоторые из нас не только спячкой, но и зажировкой не пренебрегают.

Для обмена оперативной информацией мы с подругой договорились встретиться, как обычно, на Петроградке, только не у тети Иды, которая запретила нам участвовать в расследовании, а у Кружкина, который разрешает всё и всем, особенно себе самому.

Минувшей ночью наш друг-художник явно позволил себе творческий загул – в его жилище остро пахло олифой и красками, а на подрамнике сох свежий холст.

– Что это, Вася? – Ирка заинтересовалась новым произведением.

– Пока без названия. – Василий широко зевнул, извинился: – Пардон, мадам, – и с нескрываемым вожделением покосился на полускрытый занавеской диван. – Можно, я лягу? А вы чувствуйте себя как дома.

– В спячку? – с пониманием уточнила я. – Ложись, конечно, спи.

– Весной разбудим, – пообещала Ирка, критически рассматривая картину, еще не удостоившуюся названия.

По-моему, ей одинаково хорошо подошли бы «Взрыв сверхновой в далекой-далекой галактике» и «Самоотверженная борьба лейкоцитов с атакующими микроорганизмами» – на сей раз Василий изменил своей обычной реалистичной манере, и уверенно определить, что именно изображено на картине, не представлялось возможным.

– Надеюсь, это только фон, на котором будет написан нормальный портрет, – проворчала подруга, которая не любит и не ценит абстрактную живопись.

Я смолчала, затруднившись с пониманием, чей портрет будет нормально смотреться на фоне космического катаклизма. Дарта Вейдера?!

Зевающий Василий убрел в свой альков и с треском задернул штору, из-за которой вскоре послышался раздольный храп. Мы с Иркой расчистили себе место на широком подоконнике с видом на заснеженную крышу и уселись любоваться белым безмолвием.

Я поделилась с подругой своей версией. По-моему, можно было говорить о том, что истории трагической гибели старого артиста Бориса Барабасова и молодого художника Ван Бо связаны с участием в них таинственной дамы. Ван Бо устраивал с ней свидание, угощал шампанским и белым шоколадом. А от Барабасова она получила персональное приглашение на бенефис, нарисованное, кстати, тем же Ван Бо. Хотя не факт, конечно, что это была одна и та же дама…

– Но исключать нельзя, тем более что версию с роковой женщиной подтверждают показания Марфиньки! – Ирка завозилась, достала телефон. – Вот, послушай, я записала ее вчерашний рассказ на диктофон.

– Включай. – Я устроилась поудобнее и приготовилась внимать.

Монолог легендарной Марфы Ивановны Зарецкой – не какой-нибудь унылый доклад, который можно слушать вполуха.

На сей раз монолог оказался длинным и несколько сумбурным – все-таки он не был заранее отредактирован и отрепетирован, а горячее вино, которым напоила актрису Ирка, увеличило ее словоохотливость и искренность.

Вдохновленная глинтвейном Марфинька не ограничилась, как просили, рассказом о сторонних дамах, описала и охарактеризовала всех представительниц прекрасного пола, которые присутствовали на приватном празднике в гримерке. Ориентируясь только на ее показания, в преступницы следовало записать всех и каждую, такие это были коварные особы. Альвину Аметистову, которая пришла на фуршет вместе с мужем-директором, Марфинька так и назвала: