Книга Пани Зофья. У вас след от решетки, страница 65 – Яцек Галиньский

– Продолжай, – вздохнула я, зевая. – Про еду было очень интересно. Рассказывай, я уже почти уснула.

– Бывали мероприятия, – продолжила она. – Дискотека или вечер знакомств в десять утра. Мужское отделение приглашало женское или наоборот. Однажды она была на такой вечеринке, к ней подсел один тип и после пары сухих фраз посоветовал бороться и подавать апелляцию. Она сказала, что адвокат уже этим занимается. На что тот ответил: «Хоть год скостят, уже хорошо». Представляешь? Гребаный год при пожизненном сроке?!

– Не кричи, – перебила я. – В конце концов, я пытаюсь заснуть.

– Больше не рассказывать?

– Говори, говори…

– Вечеринки проходили в костеле! Тюряга в Грудзёндзе располагалась в бывшем монастыре. В нем был свой костел, который использовался легально. Со стен все снимали, алтарь закрывали плотным занавесом, стулья сдвигали, а центр освобождали для танцев. Тогда сидеть было легче…

Было больше единства. Помню, однажды, когда мы громко включили музыку и нам пригрозили предупреждением, моя воспитательница так за нас боролась – что, мол, молодые, что я под веществами, которые, кстати, от них и получала, – очень резко с ними говорила. В итоге нам вырубили свет раньше времени.

Прикольно было то, что эта перевоспитательница, вместо того чтобы искоренять определенное поведение, поддерживала его. Можно ли эти правила назвать тюремной субкультурой? А как иначе жить в маленьком пространстве, где тут тебе и столовая, и прачечная, и спальня, и сральня? Так себе удовольствие обедать под звук канонады, особенно когда бздят с подветренной стороны. Постирав труселя в раковине, туда же сунуть грязные тарелки и кружки. Для того и придуманы правила, чтобы облегчить себе жизнь. Говоришь «не хавать» или «не пить», когда идешь на трон. В раковине ничего не стираешь и не полощешь, жопу на стол не кладешь.

– А дальше-то что было? – спросила я, поправляя подушку.

– Я думала, ты уже спишь, – ответила она.

– Что ты? Продолжай, а то я проснусь.

– Через несколько лет запретят дискотеки, кухни, звонки в любое время, спортзал, библиотека будут работать только четыре часа, продуктовые посылки – раз в месяц, а можно было получать сколько угодно, только каждая должна быть не больше пяти кило. Может, уже спать будешь, а? – спросила Мариолька.

– Рассказывай.

– Позже она легла на операцию, у нее обнаружили опухоль в челюсти. В больничке она долгое время была единственной женщиной, так что вокруг нее отирались сидельцы. Сначала она врала, что ее зовут Марта, ее срок пятнашка, но парень из депозитного отдела рассказал баландерам, что она приехала из Грудзёндза с пожизненным. Каждый день она получала сладости, сетку апельсинов, записки. Ее обожали безусловно, потому что видели в ней женщину, а не осужденную. Каких она только не наслушалась историй от одиноких, разведенных, в отношениях, с детьми, с прошлым, с планами. Всем просто хотелось с ней поговорить. Чаще всего через окно. В женской тюрьме это каралось. Здесь же правила устанавливали мужчины. Мы сидели и болтали, а вертухай сидел и слушал или спал. Сетки на окнах были распутаны, и по дороге ехали все необходимые вещи и подарки.

Однажды ей подарили ее портрет, вырезанный из мыла. Красивая вещь. В другой раз были слон и корабль. Там она научилась блатным жестам, что очень пригодилось, когда мальчиков, например, выводили на прогулку. Каждый день она получала послания – прежде всего, пожелания бороться, держаться, заботиться о себе. Этакая мужская поддержка. Конечно, о себе они тоже сообщали.