Книга Дворцовый переполох, страница 23 – Риз Боуэн

Я подняла глаза — передо мной стояла моя мать. Не знаю, кто из нас был потрясен сильнее.

— Силы небесные, Джорджи, что ты тут делаешь? — требовательно спросила она.

— Пытаюсь честно заработать на жизнь, как все остальные.

— Не глупи, милочка. Тебя воспитывали не для работы продавщицей. Немедленно снимай этот кошмарный халат. Ты в нем похожа на креветку. Пойдем отсюда и выпьем кофе в «Фортнуме»^[9].

Мама все еще сохранила фарфоровую кукольную красоту, благодаря которой была любимицей лондонского театрального мира, но вот ресницы у нее теперь были слишком длинные для натуральных, а на щеках алели пятна румян. В этот раз она предстала передо мной брюнеткой. На ней был жакет, красный, как почтовый ящик, и кричаще-красный берет — все явно парижское. Вокруг шеи пушилась серебристая лиса, поблескивая стеклянными глазами. Должна признать, мама до сих пор выглядела эффектно.

— Пожалуйста, уходи, умоляю, — прошипела я.

— Не командуй мной, — прошипела она в ответ. — Что за манера разговаривать с матерью, которая тебя сто лет не видела?

— Мамочка, меня из-за тебя уволят. Пожалуйста, уйди.

— Ни за что не уйду, — заявила она звонким голосом, чаровавшим лондонскую театральную публику до того, как отец заставил маму уйти со сцены. — Я пришла купить крем для лица, и я его куплю.

Как из-под земли, рядом с ней вырос администратор.

— Что-то не так, мадам?

— Да! Эта молодая особа, кажется, не может или не желает мне помочь, — расстроенно махнув в его сторону рукой, сообщила мама. — Мне всего лишь нужен крем для лица. Ничего непосильного и сложного, верно?

— Разумеется, мадам. Наша старшая продавщица поможет вам, как только закончит с предыдущим покупателем. Так, девушка, живо принесите стул и чашку чая для мадам.

— Будет исполнено, сэр, — сказала я. — Я от всей души желала помочь мадам, — с нажимом продолжала я, — но она не сумела сообщить мне марку своего крема.

— Девушка, не смейте дерзить! — отрезал администратор.

Кипя от возмущения, я отправилась за стулом и чаем для мамы. И то и другое она приняла с хитрой усмешкой.

— Мне как раз надо взбодриться, Джорджи, — сказала она. — Я в отчаянии. Ты ведь слышала про бедного Хьюби?

— Хьюби?

— Я про сэра Хьюберта Анструтера. Моего третьего мужа… или четвертого? Точно помню, что мы были женаты, потому что он был строгих правил и не потерпел бы сожительства во грехе.

— Ах да, сэр Хьюберт, вспомнила. — Я всегда вспоминала его добром. Сэр Хьюберт был одним из немногих маминых мужей, кто радовался моему присутствию, и я до сих пор лелею самые теплые воспоминания о том, как, пятилетняя, жила у него в поместье. Сэр Хьюберт, огромный, как медведь, шумно хохотал, учил меня лазать по деревьям, ездить на псовую охоту и переплывать декоративное озеро в парке. Когда мама бросила его и перебралась на новые пастбища, я была безутешна. С тех пор я редко видалась с сэром Хьюбертом, но иногда получала от него открытку-другую из какой-нибудь очередной экзотической страны, а на совершеннолетие он прислал мне более чем щедрый чек.

— С бедняжкой приключилось ужасное несчастье, милочка. Ты ведь помнишь, он исследователь и альпинист. Так вот, недавно он пал жертвой стихий в Альпах. Насколько я поняла, его накрыло лавиной. Говорят, не выживет.

— Какой ужас, — меня тотчас захлестнули угрызения совести: я ведь давно не виделась с сэром Хьюбертом и не писала ему ничего, кроме «спасибо».