Книга Мой парень — французский шпион, страница 88 – Вера Арнгольд

Со стороны это, может быть, казалось смешным и слезливым. Анастази бы расхохоталась, точно. Но Эжен и я были искренни. Мы были влюблены. Два дурацких шпиона, у которых теперь два разбитых сердца. Мы не захотели платить большую цену потому, что не смогли.

Тут вот какая закавыка. Поэт Есенин изрек: «Большое видится на расстоянии». А меня расстояние пугает. Оно меня вот нисколечки не вдохновляет! Дело в том, что я близорукий человек. И если от меня отходят на расстояние, человек начинает у меня расплываться в глазах. И я не то чтобы большого не вижу (оно в виде большого пятна у меня, туманности Андромеды), но и маленького-тут вообще пиши пропало. Начинаю нервничать, беспокоиться. Так что, если вы хотите быть в поле зрения, стойте рядом!

Это, наверное, что-то психологическое. Чем ближе влюбленные подходят, чем они стараются быстрее слиться в одно, тем, по указу Есенина, главного как будто и не видно, большого то есть.

А мне кажется, наоборот! Нельзя влюбленным расходиться далеко, они пугаются, они будут плакать и расстраиваться, и издалека черт знает что можно увидеть друг в друге. Чего и нет на самом деле! От волнения, от расстройства. А когда ты близко — глаза в глаза, когда видишь улыбку, ощущаешь дыхание, морщинки у рта, — такое тепло разливается внутри, в сердце. Так весело становится. Так прекрасно. Не отходите друг от друга, влюбленные люди. Никогда не отходите! Любовь можно разглядеть только близко.

Кажется, мой кошонет слетел напрочь от ударов железных шаров в этой странной игре. Я эти шары усиленно отбрасывала прочь. Но ничего не вышло. Деревянный шарик валяется в песочнице, его поливает дождь, а может быть, это слезы? Дело в том, что когда есть задача переиграть соперника, выбить шар противника, широко расставляя ноги и ни в коем случае не покидая своего круга, то, возможно, и выиграешь. Но я оступилась, а Эжен еще больше. Мы оба проиграли. Мы оба квиты. Шаром нам по лбу. Шаровой молнией.

Как я долетела до дома — не помню. Долетела. В аэропорту Шарль-де-Голль я робко примостилась на свободное место в секторе вылета на Москву и, улыбнувшись, сказала по-французски: «Добрый вечер! Это место не занято?»

Мне в ответ буркнули по-русски: «Садись!» Retrouvailles! (радость, испытываемая после долгой разлуки).

Я сделала глубокий выдох и счастливо засмеялась. Вот как дурочка, честное слово. Приятно снова оказаться среди своих.

Маман меня еле дождалась. Не спала ночь. Целовала и прослезилась, что ей совсем не свойственно.

— Наплюй, дочка, — сказала она, когда мы сидели с ней на кухне и пили чай. — Россия самая лучшая из всех стран. Это Родина. А если он тебя так любит, пусть приезжает сюда. Мы ему настоящую дачу покажем. С картошкой.

Я улыбнулась и обняла маму. Она шикарная женщина, понимаете? Лучшая мама на свете.

Меня на самом деле топит. Я где-то потерялась потому, что долго не была дома. Я приехала из крепостей, где можно сидеть, есть мороженое и думать о том, что все пройдет, но что-то останется все равно. У меня была масса приключений, а еще любовь. Я вернулась загорелая, как Клеопатра. И стала на время легендой на своей новой работе и, конечно же, для Петруши и Натэллы. Все с восхищением смотрели на меня, расспрашивали и тоже хотели таких же приключений.