Книга Зимние расследования, страница 42 – Евгения Михайлова, Елена Логунова, Людмила Мартова, и др.

– Как, как… Очень просто, – наконец ожила Марфинька. – Феликс Козырев – это артистический псевдоним. Фамилию он оставил настоящую, а имя поменял, потому что оно не годилось для сцены. Никифор Козырев – это звучало бы смешно!

– Никифор Козырев – Нико! – наконец поняла я принцип словообразования. – Уж не вы ли его так назвали, Марфа Ивановна?

– Ну я, – подтвердила та. – А как мне было его называть? Кифа? Форя? Понятия не имею, как сокращается имя Никифор.

– То есть теперь ты его вспомнила? – спросила тетушка. – Благодаря парадному портрету?

– Нет. Исключительно благодаря упоминанию летнего турне по Черноморскому побережью, – призналась Марфинька. – Он привозил мне оттуда подарочки. Магнолии из Сочи, домашнее вино из Туапсе, шкатулку в виде дольмена из Геленджика, сувенирную амфору из Анапы. Шкатулка, кстати, до сих пор цела. Хотя что ей сделается, она же из камня…

Марфинька горестно вздохнула, показывая, что сама она вовсе не каменная, и потянулась погладить одухотворенное лицо брюнета, но я поспешила отодвинуть макбук – нечего заляпывать его следами пальцев.

– И на что только он рассчитывал с такими брежневскими бровями, – с прискорбием пробормотала Марфинька, опять вздохнула, встряхнулась и вполне бодро спросила: – Он еще жив? Мой Нико?

– Нет, что вы! Он же был даже старше вас! – брякнула я.

Мадамы переглянулись и дружно насупились.

Ой! Опять я проявила неделикатность.

– Ваш бедный Нико не дотянул до девяноста, что, в общем-то, и неудивительно, ведь у него была трудная жизнь. – Я поспешила выдать побольше информации, чтобы они не фиксировались на моем промахе. – Он долго был одинок, женился только в пятьдесят, очень скоро развелся и до смерти бывшей супруги редко видел единственного сына Ивана. Потом тот вместе с женой погиб в автокатастрофе, и Никифор Семенович один растил маленькую внучку Марфу. Новых карьерных высот не достиг, заслуженным артистом СССР не стал, но пользовался большим уважением в музучилище, где преподавал до самой смерти. Кстати, именно на сайте училища я нашла всю эту информацию, у них там что-то вроде виртуального музея…

– Ты сказала – внучку Марту? – деловито перебила меня Марфинька.

– Марфу, – поправила я.

– То есть мой Нико назвал единственного сына Иваном, а внучку Марфой, чтобы у него все-таки была своя Марфа Ивановна?! – Марфинька похлопала ресницами и прослезилась. – Бедняжка… Как же он меня любил…

– А что теперь с этой девочкой, которую растил дедушка, умерший пару лет назад? – Моя добрая тетушка задумалась совсем о другом.

– Она живет в старом доме деда в Зеленогорске, на сайте есть фото…

– А Зеленогорск – это же недалеко от Петербурга? – Марфинька живо утерла слезы и щелкнула пальцами, как кастаньетами. – Теперь я знаю, что делать!

Старый деревянный дом выглядел не особо презентабельно, зато имел собственное имя: «Дача Козырева». Местный таксист привез нас к самому порогу, за что я была ему искренне благодарна. Ужасно не хотелось брести пешком по сугробам в заснеженных зарослях.

– Атмосферно, – быстро оглядевшись, постановила Марфинька.

Она всю дорогу пребывала в приподнятом настроении и даже что-то напевала, дирижируя сама себе засушенным цветочком. Я боялась, что тот рассыплется в прах раньше, чем будет возложен на могилку бедного Нико.