Книга Идентичность Лауры, страница 91 – Ольга Владимировна Маркович

— Интересное предложение, — подхватил я. Не понимая, насколько Кэйлаш считывает шутки такого рода. Она, кажется, считала, но ответила неожиданно серьезно:

— Я не боюсь за тебя, «надменный американец». Я давно приворожила тебя. — Она улыбнулась. — Но так как ты не веришь в магию, с меня взятки гладки. И разве можно нарочно навредить своему будущему мужу?

— Но я женат, — ответил я строго. Смутившись от ее уверенности, уже начинающей выводить из себя.

Кэйлаш замерла и посмотрела куда-то сквозь меня. Так внимательно, будто из-за моей спины ей подмигивал Мару Ракша.

— Не знаю, на ком ты женат, Гиг. Да ты ведь и сам не знаешь…

Эл. Но тогда кто

Мы шли молча. Не знали, что говорить друг другу. Перед глазами стоял затянутый на голове холщовый мешок с дырками для глаз и мохнатая львиная морда со скатанной шерстью. Больше всего изумлял апломб, с которым участники перформанса смаковали разыгранные сюжеты в изготовленных заранее костюмах и декорациях. Трудно вообразить, что взрослый способен скверно поступать с ребенком. Конечно, мне было известно о множестве подобных историй, но пока сам не столкнешься — не поверишь.

Гиг тащил на плече спортивную сумку, ткань которой поскрипывала в такт его движениям с однообразным звуком «уиу-вжик, уиу-вжик». Не знаю, о чем он думал, но лица на нем не было. А я размышлял. Если бы Джесс рассказала раньше, может, не было бы этого позорного эпизода с наручниками. Хочется думать, что не было бы. Потому что какая тогда разница между Страшилой, Трусливым Львом и нами.

Гиг остановился, глянул на меня плавающим взглядом. Джунгли были по-утреннему влажны. Я ощущал легкий ветерок. Пахло тревогой. Особенной тревогой раннего утра. В такое время суток бываешь на ногах только по крайней необходимости. Когда надо в аэропорт, или принимать теленка у коровы, или когда и вовсе не ложился.

— Ты очень сильно любишь ее? — спросил Гиг неожиданно. Мы никогда не говорили на эту тему, и я удивился, что он теперь задал этот вопрос.

— Да, конечно, как и ты Джессику, — ответил я.

Под ногой что-то треснуло. Переломилась веточка. В такие моменты тишина кажется невыносимой, и тогда даже звук собственных шагов выручает. А еще сумка, которая делала «уиу-вжик, уиу-вжик».

Гиг посмотрел на меня, будто колебался, говорить или нет:

— А я не уверен. Знаешь, Эл, теперь не уверен. Любовь — ведь это, наверное, когда все в человеке можешь принять. А я как будто не могу. Как будто с меня хватит. Понимаешь? Я после этих фотографий не смогу больше ее и пальцем тронуть. Не смогу.

— Я тебя понимаю, — кивнул я. — Только ты не делай пока выводов, Гиг. У тебя шок. Мы так много всего приняли до этого, сколько никто бы не принял. Чем еще, как не любовью, это объяснить? Надо дать себе время все переварить.

— Нет, Эл. Я знаю. Я не хочу больше времени. Мне раньше это казалось бодрящим приключением. А теперь страшным каким-то сном кажется. И я не могу понять, когда все переменилось. Тогда, с Санджаем, или теперь, после ангара.

Мы остановились и оказались наедине с тишиной. Ни тебе шагов, ни скрипа веточек, ни звука «уиу-вжик, уиу-вжик».

Гиг говорил. Я слушал.

— После того, что мы нашли сегодня, это перестало быть забавным. — Он задумался. — Оно и раньше забавным не было. Я это понимаю. Когда Коул умер, надо было сделать выводы. Но я списал все на трагическую случайность. В жизни ведь полно трагических случайностей. Понимаешь?