Онлайн книга «Башня. Новый Ковчег 5»
|
Ставицкий задумчиво смотрел на всполохи искусственного огня за каминной решёткой и, казалось, не обращал никакого внимания на светский разговор в своей гостиной, но при появлении Караева вскинул голову, сверкнул стёклами очков и негромко произнёс: — Полковник? Есть новости? Его голос, мягкий и вкрадчивый, заставил всех присутствующих встрепенуться. Генерал Рябинин попытался то ли встать, то сесть ровнее — кажется только сейчас до него дошло, что перед ним стоит его подчинённый, — но так и не смог. Последний выпитый залпом бокал подкосил его окончательно. Его жена, напротив, ещё больше выровняла спину, как будто стремилась своей прямотой компенсировать нестояние мужа. А вот Анжелика Бельская после слов Ставицкого повернула свою хорошенькую головку, бегло ощупала полковника взглядом, задумчиво теребя правой рукой серёжку — несколько крупных белых жемчужин на длинной серебряной нити. Караев коротко доложил, что явился для вечернего доклада, не желая вдаваться в подробности перед всеми. Ставицкий его понял, поднялся со своего места, вежливо извинился перед дамами и сделал знак полковнику последовать за ним в кабинет. Что-то во всём этом было неправильным, и уже в кабинете, докладывая о всех своих передвижениях и догадках, до Тимура дошло что. Он невольно стал свидетелем эдакого камерного междусобойчика, где все были своими — и красавица Бельская, и надменная сука Рябинина, и её юная дочурка, и пьяный и опустивший Юра, и даже этот бледный пацан — и только он, полковник Караев, сюда никак не вписывался. И то, что Ставицкий утром пообещал ему генеральские погоны после поимки дочери Савельева, не значило ровным счётом ничего. Да, к его мнению Верховный прислушивается, да, он ему доверяет, ценит, как профессионала, но этого недостаточно. Чтобы стать своим — недостаточно. Всё это Тимуру не нравилось. И пока единственным выходом виделось физическое устранение Рябинина, хотя, может быть… может быть, это и не потребуется. Он опять вспомнил вчерашний вечер в голубой гостиной: мягкий, приглушённый свет, всполохи ненастоящего пламени, играющие бликами на толстых стёклах очков Верховного, умный взгляд холодных синих глаз красивой и равнодушной женщины, парень на стуле в углу, растёкшийся по дивану пьяный Рябинин. Такое ощущение, что все действующие лица и статисты в сборе — можно начинать. Караев сунул руку в карман брюк и нащупал острые уголки небольшой коробки. Вынул, слегка встряхнул, прислушиваясь к лёгкому шуршанию, открыл крышку и аккуратно достал оттуда серёжку. Нежная снежинка из белого золота, усыпанная переливающимися бриллиантами с вкраплением ярко-синих камней, хрупко застыла на смуглой мужской ладони. * * * — Шурочка, детка, откуда это у тебя? — Это моё! Моё! Не трогай! — Дай мамочка просто посмотрит. — Это моё! А-а-а… Мальчишка скривил бледное, болезненное лицо, распустил губы и громко захныкал. Слюна тонкой струйкой побежала от правого уголка рта до кончика острого подбородка и повисла мутной капелькой. — Моё… я нашёл… — пацан дёрнул головой, словно кто-то невидимый схватил его за плечи и шваркнул о такую же невидимую стену, и капля сорвалась с подбородка, но не упала, а повисла на вязкой тонкой ниточке. Шура Марков вызывал непреодолимое чувство брезгливости у всех, и даже Тимур Караев, привыкший смотреть на людей как на функционал, тоже вначале поддался этому всеобщему настрою, неизменно возникающему при виде острого треугольного лица мальчика, длинной худой шеи, болтающейся в аккуратно застёгнутом воротнике рубашки, и узких сутулых плеч, которые то и дело дёргались, словно пацан был марионеткой в неумелых детских руках. Но это наваждение быстро прошло, едва полковник смекнул, что мальчишка просто дурачок, и эта умственная отсталость мгновенно вывела сына Марковой в глазах Караева из разряда людей во что-то среднее между прислоненным к стене стулом и ползущей по этой стене мокрицей. |