Книга Не плачь, Рапунцель!, страница 67 – Елена Логунова

Ни к чему предпринимать суетливые попытки выловить идею из глубин подсознания. Когда она будет готова – всплывет сама. Это работает, я много раз проверяла.

– Согласна! Когда и где встречаемся? – Подруга тоже была не против небольшой отдохновенной паузы.

Мы договорились о месте-времени встречи и распрощались до завтра.

Но мой нескучный день на этом не закончился. Вскоре состоялся еще один телефонный разговор.

Редкий случай – настоящий полковник Лазарчук позвонил мне сам и был нехарактерно весел:

– Привет, привет. Я так понимаю, можно поздравить?

– Кого?

– Ну, не вас с Иннокентьевной и этим вашим третьим, как там его?

– Архиповым.

– Точно. Но у коллег в Ленобласти определенно нынче праздник: двойное убийство раскрыли!

– Не уверена, что раскрыли, – призналась я. – И что убийство двойное, а не тройное.

– А почему сомневаешься? Это же вы нашли третий труп, должны были видеть – там бесспорный суицид.

– Да что мы там видели? Тело снегом присыпало так, что и лица не разглядеть было, – сказала я с сожалением. – Может, это вообще не Арсений Бабкин.

– Бабкин, Бабкин, – заверил меня Лазарчук. – Он в комнате на видном месте оставил свой паспорт, собственноручно написанную записку и копию завещания. Очень любезно с его стороны и притом предусмотрительно: мужик учел, что в заснеженной кухне бумаги размокнут.

– Поразительное здравомыслие для суицидника! – съязвила я.

– Нормальное здравомыслие, – возразил полковник. – По статистике, сорок пять процентов самоубийц оставляют предсмертные записки: прощальные, с объяснением своего поступка, обвиняющие и так далее.

– Интересно было бы почитать предсмертное послание Бабкина. С чего это он руки на себя наложил? Вроде все хорошо у него складывалось, он же только наследство дедово получил…

– Ну я его записку тоже не читал, но знаю суть в пересказе коллег. Он написал «очень сожалею о том, что совершил, и не смогу с этим жить».

– И это трактовали как завуалированное признание в убийстве Смурновых? – Я немного подумала и не согласилась. – Не вяжется что-то. Предположим, Бабкин убил кузину и ее мужа ради имущества деда. Так должен был радоваться, а не самоубиваться, ведь своей цели добился – благополучно вступил в права наследства!

– Видать, разочаровался по итогу, – рассудил Серега. – Наследство оказалось маловато. Коллеги выяснили: у Арсения Бабкина были большие долги, а из своего имущества – один заложенный-перезаложенный домик в Симферополе и далеко не новый отечественный автомобиль. Смерть кузины, Александры Смурновой, позволила ему претендовать на наследство деда, но там, я понял, тоже крохи какие-то – участок в забытой богом деревне и развалившаяся изба. Бабкин, может, думал, что ему еще и квартирка в Питере обломится, да слишком поздно выяснил, что та была добрачным имуществом мужа Смурновой и на нее Александра никаких прав не имела. Так что питерская жилплощадь отходит зауральской родне Кирилла Смур-нова…

– А имущество самого Бабкина кому? – перебила я. – Ты сказал, он оставил завещание?

– Чин чином оформил у нотариуса, – подтвердил Лазарчук. – За что ему отдельное спасибо: подпись заверенная.

– И что? – не поняла я.

– А то, что предсмертное послание написано той же рукой, так что нет никаких сомнений в авторстве Арсения Бабкина.

– А могли быть сомнения? – Я уцепилась за слово.