Книга Смерть и креативный директор, страница 116 – Рина Осинкина

Олеся сглотнула ком в горле. Вместо того, чтобы отвлечь убийцу от своей персоны и подготовиться к рывку, сконцентрировав для этого все силы души и тела, она сама отвлеклась на ненужный разговор, который, к тому же, ее обесточил. Хорошо хоть, что руки в локтях согнула и сцепила пальцы в замок, изображая нервозность.

– Я не из полиции, – слабым голосом произнесла она. – И не из частного агентства. Если хотите, я вам расскажу все подробно.

– Не хочу. Вы мне уже ответили, – проговорил Михеев. – Хотя вопрос был праздный отчасти.

Он улыбнулся во весь рот и дружелюбно моргнул обоими глазами.

Олеся поняла, что ее время истекло. Убийца не станет считать до трех, прежде чем толкнет на нее металлическую створку, чтобы изощренно прикончить.

Пора действовать. Именно сию секунду. Иначе будет поздно.

И она вскинула руки в нелепой попытке обхватить его за плечи.

Получилось неуклюже – ушибла локоть о дверь и пошатнулась, потеряв равновесие.

Он моментально отступил на полшага – рот кривила ухмылка.

Олесины пальцы скользнули по кашемиру водолазки, зацепились щепотью за трикотаж, но как же этого было мало!

Со всей силы он махнул ребром ладони ей по запястьям – бил правой, оставив левую на дверной рукоятке. Его ухмылка обратилась в оскал, а глаза сделались злые, нечеловеческие.

Ойкнув, она руки убрала.

Шанс на спасение упущен. А его и не было, шанса-то. Один самообман.

Михеев снова ухватился правой рукой за косяк. И снова осклабился.

Он мог бы ее толкнуть – руками, не дверью! – в сторону лестницы! Но не сделал этого. Почему?

Элементарно, Звягина. Подонок не хочет рисковать: ведь у тебя появится хоть крохотная, но возможность вцепиться в его щупальца и все-таки утащить за собой.

Какая же ты дура! Тянула время, чтобы отвлечь его от подозрений, а он воспользовался им, чтобы сообразить, каким способом ты вознамерилась помешать его планам.

Она увидела, как мышцы его рук напряглись под тонким трикотажем. И лицо напряглось, и глаза окаменели. Только рот кривился, и губы подрагивали.

Металлическая створка, совершенно гладкая со стороны улицы, если не считать прямоугольника кодового замка, шевельнулась в петлях.

– Ненавижу говорить пошлости, – произнес Михеев хрипло, – но – ничего личного, только бизнес.

И толкнул наконец дверь.

Олеся была готова. Всем весом уперлась в створку плечом, и помогала ладонью, понимая бесполезность потуг: чиновник был, конечно, сильнее, да и позиция его, не в пример Олесиной, лучше.

Сигануть перекатом через перила, исхитрившись не коснуться их, и надеяться, что не разобьется насмерть, свалившись на бетонную отмостку возле дома?

Но для этого нужно хоть какая-то дистанция для разбега и – что важнее – развернуться необходимо лицом к улице. Спиной к убийце и спиной к двери.

Не успеть.

Клинышек пола между дверью и порожком, на пару сантиметров выступающим над полом, делался все уже – только для ее ног. Скоро дверь острой кромкой надавит ей на ступни, и будет давить, пока Олеся не потеряет равновесие и с переломанными ногами не рухнет спиной на ограждение лестницы. И это будет не самым страшным из того, что должно произойти с ней сегодня.

Створка теперь делила лицо Михеева на две неравные части. Из-за угла выглядывали правый глаз, скула и краешек рта, кривящийся в напряженной ухмылке. Похоже, на сопротивление, даже столь жалкое, он не рассчитывал, но уверенности в успехе не потерял.