Книга Смерть и креативный директор, страница 117 – Рина Осинкина

Садануть бы ему кроссовкой по колену, которое тоже высовывалось из-за двери, но опасалась Олеся, что, оторвав ногу от пола, ослабит сопротивление и только ускорит фатальный исход, не причинив при этом никакого вреда убийце, а лишь порадовав.

Ей пришла в голову ненужная мысль, что, когда он ее все же прихлопнет, то заодно неслабо саданет себе по верхней конечности, если вовремя не отдернет ее от косяка.

– Прекратите немедленно! – с явным опозданием возмущенно воскликнула она.

Михеевская бровь иронично изогнулась.

– Вам же будет хуже! – выкрикнула она еще одну нелепость.

Михеев захохотал. Его физиономия исчезла – он уперся в дверь плечом.

На виду осталась его правая рука в рукаве водолазки, впившаяся пальцами в дверной косяк.

В отчаянии Олеся взвизгнула и вонзила зубы выше его запястья.

Он заорал – испуганно и негодующе, и приналег на дверь с новой силой.

Она поспешила подняться на узкий порожек, но створка настигла, ударив по мыскам, коленям, локтям, плечам, а лицо Олеся отвернула.

Она выпала наружу.

Впечатавшись спиной в решетчатое ограждение лестничной клетки, рефлекторно ухватилась за перила.

Ее окатил ужас настигающей смерти, вытеснив чувства, заморозив мысли.

Однако ничего не произошло.

Только ноги стали ватные, и руки мелко тряслись, и сердце колотилось, как бешеное. Она едва держалась на ногах, и, чтобы не упасть, прислонилась к хлипкому парапету.

Дверь снова распахнулась. В проеме возник Михеев. Потирая об штанину укушенную руку, он с напряженным ожиданием смотрел на приговоренную. На его лице читалось озабоченное недоумение.

И вот еще что: было тихо. Стало тихо. Исчез дребезжащий гул от приглушенных динамиков.

Только вот, давно ли?

Недовольный голос раздался из глубины оранжереи:

– Ну, все! Хватит!

Любовь Сергеевна, отодвинув плечом онемевшего работодателя, втащила Олесю внутрь, ухватив за локоть.

Очутившись у нее за спиной, Олеся села на кафельный пол и обняла колени. Разрыдаться что ли?

Подняла голову на экономку.

В левой руке та держала огромный секатор.

Этот предмет вывел Михеева из ступора.

– Сергевна, – произнес он слабым голосом, не отводя взгляд от лезвий садового инструмента, – ты как здесь очутилась, краса ненаглядная? Вход же я забаррикадировал… Отодвинула ящик? Ну, ты и сильна, голуба…

По мере того, как он говорил, тон его делался все увереннее, и закончил тираду он вполне обыкновенно:

– А я тут для новой знакомой небольшой розыгрыш устроил. Жестковат, конечно… На грани фола. Но, думаю, она меня извинит – ведь не захочется же ей прослыть девушкой без чувства юмора?

Олеся захохотала. Слезы обильно заструились по щекам – так смеялась.

– Мы, девушки, тоже шутить умеем, – с мрачной ухмылкой процедила экономка, после чего размахнулась и с выдохом «хех» врезала крепким кулаком Михееву в челюсть.

От удара тот вылетел на лестничную площадку и, поскользнувшись на металлическом настиле, потерял равновесие и загремел по ступенькам вниз, безуспешно цепляясь за перила, в надежде свести к минимуму травмы и имиджевые потери.

– Я здесь все время была! – со злым торжеством прокричала ему вслед Любовь Сергеевна.

Обернувшись к Олесе, добавила доверительно:

– В закутке у себя. Прилегла, чтобы отдохнуть чуток. Да разве тут закемаришь? То динамики гудят, нервы мотают, то вы бубните оба.