Книга Смерть и креативный директор, страница 75 – Рина Осинкина

Она улыбнулась.

Хорошо, что у нее хватило ума в порыве радости не кинуться мужу на шею.

Через неделю Алла собрала чемоданы и отправилась к «фиктивному жениху» в его съемную квартиру в пригороде Берлина. Пресно и по-деловому они распрощались. Хотя поначалу Алка взялась тараторить, обещая часто писать и звонить. Ему было безразлично.

На душе было погано, как будто надругались над ней, горемычной, как будто осквернили. И смотреть на дочурку он теперь не мог без острой сердечной боли. Чувствовал себя виноватым перед ребенком, и, конечно, был виноват. Ведь это он выбрал своему будущему ребенку такую родительницу.

Через два месяца их развели. Максим приложил все старания, чтобы Настю оставили ему. Как выяснилось позже, можно было бы и не стараться особо – Алка брать дочь не рвалась. По службе из-за всей этой судебной мутотени – а, по большей части, из-за Алкиной эмиграции, – начались неприятности, но не это было главным. Нужно было переналаживать быт, а Максим даже в мыслях не держал подкинуть Настю своей матери.

Он справился. Мать, конечно, помогала, подстраховывала везде, где требовалось подстраховать, но Настенька все же росла при папке, а не при папкиной маме.

По прошествии полугода Алла наведалась в Москву. Навезла какого-то дешевого европейского барахла в качестве подарков, из двух пакетов выгрузила яркое шмотье прямо на диван. «Убери, – сказал Макс. – Отдашь сестрице. Зачем явилась?» «Я соскучилась!» – сказала обиженным тоном бывшая. Он не поверил. «И не собираюсь я к Инке. Я у тебя погощу», – добавила Алла знакомым капризно-уверенным тоном. Правда, ее голос подвел, вздрогнув слегка в конце фразы.

«Щас, – сказал он язвительно. – А то как же» и принялся запихивать вещи обратно в пакеты.

Настюша в тот день с бабушкой на спектакле была – у Образцова «Кошкин дом» давали. Про нее Алла так и не спросила.

Оказалось, бывшая приехала претендовать на часть жилплощади их совместного жилья, точнее – желала получить финансовую компенсацию в обмен на отказ от своей доли. Пригрозила, что будет судиться, если он заартачится.

Денег у Коновалова не было, двухкомнатную квартиру пришлось срочно продать, взамен приобрести однушку, куда они с Настей и вселились. Разница от купли-продажи отошла бывшей.

Вручая наличные, Макс спросил с язвительно: «Не хочет тебя в жены задарма герр Полянский? Надо же, какая меркантильная скотина».

Щеки бывшей сделались пунцовыми, глаза – злыми.

Она сказала твердо:

– Это нормальный европейский подход. И, кстати, заметь: теперь я не буду чувствовать себя ему чем-то обязанной.

– А мне и моей матери ты не будешь чувствовать обязанной? А виноватой перед Настюшей?

– О ребенке я позабочусь! – почти взвизгнула она. – Скоро я заберу Настасью к себе.

– А вот это ты видела? – сунув ей под нос смачный кукиш, зло вопросил Коновалов. – Проваливай.

Она приезжала потом еще несколько раз, уже в качестве вновь замужней дамы, и Коновалов не мог ей запретить – она имела право на встречи с ребенком. Однако ни в детское кафе, ни в парк аттракционов, с желанием устроить из своего приезда праздник, она дочь не водила. Для Алки хватало кратковременного, не более часа, пребывания в квартире, чтобы выгрузить на дочкину кроватку привезенные в подарок платьишки, маечки и пижамки, и слащавым голосом поспрашивать, какие песенки и стишки разучивают ребятки в детском саду.