Книга Смерть и креативный директор, страница 93 – Рина Осинкина

– Какая экономка? – в непонимающем жесте приподняла брови Олеся, вовремя сообразив, что мнимой журналистке про шашни Михеева с Беркутовой мог сообщить только ее мифический главред.

– Проехали, – усмехнулась хозяйка кабинета.

«Проверяет, надо же, – с опаской подумала Звягина. – Она умная баба, не расслабляйся, Олеся».

Умная и безжизненная. Оледеневшая, окаменевшая. Одежда на ней из хорошего магазина, а в комплект подобрана кое-как. Поверх кашемирового платья грязно-розового цвета с вырезом под самое горло – пиджак из синтетики, темно-синий, полуприталенный. Ансамбль смотрелся тяжело, особенно в сочетании с ее темно-каштановыми коротко стрижеными волосами. Без украшений, без маникюра, почти без косметики. Оправа очков неподходящая, черты лица уродует. На ногах ботинки черной кожи, неинтересные, пенсионерские. Не женщина, а функция, ограниченная должностными обязанностями и немножко – потребностями личного быта. Интересно, а дети у нее есть? Похоже, что нет.

В наступившей тишине Олеся протянула руку к своей сумке, которую Беркутова, выпотрошив, оставила лежать на своей стороне стола. Спросила:

– Не возражаете, если я имущество свое соберу?

– Так почему вы назвались Петровой, когда – Звягина? – поинтересовалась та, сумку не отпуская.

– Петрова – мой псевдоним, – нашлась Олеся.

– Для псевдонима не особенно-то он звучный. Не верю. Просто вам не хотелось оглашать свою фамилию, не пойму только почему. Не объясните?

Звягиной надоело ломать комедию. И эту тетку ей было жалко – искренне и от всей души. И она сказала: «Да. Но сначала взгляните на это».

Сочувствие сочувствием, но, если ты, дорогая, явилась к одной из подозреваемых с намерением продемонстрировать ей псевдовещдок, чтобы оценить реакцию, то демонстрируй и оценивай.

– Что это? – брезгливо морщась, спросила Беркутова, не прикасаясь к серовато-белой футболке сплошь в бурых разводах, которую Олеся вытряхнула на стол из полиэтиленового пакетика.

– Об эту вещь убийца вытер окровавленные руки, а затем отправил ее в стиральную машину – там же, в офисе экономки.

Беркутова вздернула бровь, усмехнулась.

– Говорите – не общались с Любашей? И в «офисе» ее не были? – язвительно произнесла она, однако на футболку стала смотреть с любопытством.

Прокол, Звягина. Вот так разведчики и горят на мелочах.

– Вы зубы мне не заговаривайте, – припомнив служебные интонации мента Коновалова, сурово проговорила Олеся. – Знакома вам эта футболка? Да или нет?

Интересно, а вот Максим, например, выдержал бы наезд развратной Лариски, не тем будь покойница помянута?

Вот дуреха. С какой стати ты себе эти вопросы задаешь? При чем тут Коновалов?

– Если вы из полиции, то я вообще ничего не понимаю, – сказала Беркутова спокойным тоном, поднимая голову от скомканной Олесиной футболки, выпачканной крутой чайной заваркой, а затем слегка постиранной над рукомойником. – Убийцу Ларкину установили, следствие завершено. Если Родионова упорствует и вину не признает, футболку ей покажите, чтобы к стенке припереть. Но лично я этой женщине сочувствую и хочу заметить, что отомстила она не только за себя, но и за меня. И полагаю, что и за других, коих немало.

– Иными словами, по заслугам получила покойница?

– Абсолютно верно.

– Жаль только, что ваш аргумент суд не учтет, и мою Татьяну за убийство посадят. Я не из полиции, Ирина Кирилловна. И не из газеты. Я сестра подозреваемой. И в ее виновность я не верю ни на долю процента.