
Онлайн книга «Королевы бандитов»
– Я за своих убила бы! С радостью! – Фарах моргнула. – Ой, я ведь это уже сделала. – Но… вы же только что говорили… Салони взглянула на Бада-Бхая с упреком: – Не всё так однозначно, знаешь ли. – Так вы хотите сказать, что… Рамеш хлопнул себя руками по ляжкам: – Би-Би, они тобой манипулируют, яар! Позволь мне порезать этих бхосда[169]! Фарах вытаращила глаза: – Что значит «порезать»? – Она повернулась к Гите и Салони за разъяснениями. – Как порезать? Кого порезать? – Да их тут теперь как-то многовато, – протянул Бада-Бхай. – На что мне целых три пальца? – Пальцы?! – выпалила Фарах. – Я художник! Я ими искусство делаю! – Слушай, – сказал Бада-Бхай Рамешу, – я могу подмазать копов, чтобы закрыли глаза на торговлю бухлом, но если я покалечу полдеревни… У меня столько денег нет. Может, просто фейсы им почикаем? Оставим этим халкат ранди предупреждение, так сказать, в виде пары шрамов, чтобы не лезли в мои дела? Заодно и другим наука будет. Мне кажется, за такое копы много денег не возьмут. Ну, наверное… – Ладно, – кивнул Рамеш. – А может, вырезать конкретное послание? Пока мужчины переговаривались, у Фарах задрожал подборок, и она тихо заплакала. Салони на нее шикнула, но паника портнихи не только не утихла, а даже оказалась заразительной. Бандит вел себя все более беспокойно – то бросался на мебель, то пытался совокупиться с подушкой (хотя Гита была уверена, что ей удалось его от этого отучить). Рамешу и Бада-Бхаю, обсуждавшим, что именно нужно вырезать на лицах у женщин, пришлось постепенно повышать голос, чтобы расслышать друг друга на фоне всхлипываний Фарах и взрыкиваний Бандита. – Йа’Аллах! Йа’Аллах! Йа’Аллах! – затянула она, раскачиваясь на краешке чарпоя из стороны в сторону. – Фарах! Заткнись! – прошипела Салони. – Вы что, не понимаете? Ничего никогда не изменится, потому что на место каждого Самира, с которым мы расправимся, придут пятьдесят других, – сквозь слезы выговорила Фарах. – Мы зубами и когтями выгрызаем у них сантиметр территории, а они одним ударом отбрасывают нас на десять километров назад всякий раз, когда им вздумается! – Фарах, у нас все будет хорошо, – соврала Гита. – Дыши. Кабадди, помнишь? Фарах кивнула и, не переставая раскачиваться, шепотом забормотала эту мантру себе под нос. – А может, две большие буквы «Би», по одной на каждой щеке? – громко предложил Бада-Бхай. Рамеш пнул Бандита, чтобы не путался под ногами: – Ну, не знаю, добьемся ли мы так того, что нам нужно… учитывая, что все это как-то неправильно понимают. Тут даже Салони с ним согласилась: – Если ты, Чинту, еще железно не определился насчет кликухи, зачем это писать у нас на лицах? – Эта кликуха была твоей гребаной идеей, Рамеш! – буркнул Бада-Бхай. – Ну надо ж быть таким дебилом! – Кабадди, кабадди, кабадди… Бандит, много раз слышавший эту мантру от Гиты, когда та была чем-то расстроена, разнервничался еще больше, но он устал уже лаять на ящерицу, которая изводила его своими шустрыми маневрами, и решил найти себе новую, менее проворную цель, чтобы выместить злость. Зубы пса впились в лодыжку Рамеша с неожиданным аппетитом, который раньше у него вызывали только объедки. Рамеш, всегда отличавшийся низким болевым порогом, разразился проклятиями вперемежку с воплями ужаса, затряс пострадавшей ногой, пытаясь скинуть врага, и запрыгал на другой, чтобы удержать равновесие. Но Бандит держал добычу крепко, при этом глаза у него горели такой маниакальной яростью, какой прежде Гита у него не видела; черная окантовка на челюстях пса поблескивала в тусклом свете. Рамеш в попытке вырваться пятился, дрыгая ногой, до тех пор, пока не врезался спиной в стену с гулким стуком. От удара из легких у него вышибло весь воздух, как будто перепуганная летучая мышь выпорхнула из пещеры, и он сполз по стене на пол. Побочным эффектом стало сотрясение стены, отчего ящерица не удержалась на потолке. Она сорвалась в пропасть, не подумав даже задергаться от страха или сжаться в комок. Она летела свободно и доверчиво, преисполненная надежд на то, что Вселенная найдет ей новый приют. И Вселенная не подвела. Вместо того чтобы преодолеть все восемь футов пропасти и брякнуться об пол, ящерице где-то на середине большого воздушного паломничества посчастливилось остановиться передохнуть в дхарамшале[170], принявшей форму левого плеча Бада-Бхая. |