Книга Пиковый туз, страница 39 – Стасс Бабицкий

Как и предполагал Мармеладов, общий разговор на ностальгические темы довольно скоро иссяк. На мгновение повисла пауза, которую поспешил занять одутловатый господин, с бакенбардами и кроваво-красной лентой^[58]через плечо.

– А что, ваша светлость, правду ли заявляют про кузину вашу?

– De laquelle?^[59] – Татьяна Александровна взмахнула веером, на сей раз новым и белоснежным, охватывая широкой дугой фамильные портреты на стенах. – У меня, милостивый государь, много родственников.

– Про Елену Петровну Блаватскую. Будто бы провела семь лет в Тибете и открылся ей дар чтения мыслей и предугадывания будущих событий… Нет, благодарю, чаю больше не надо, – толстячок перевернул чашку, вульгарно-громко звякнув о блюдце. – Об эту пору ездит по Европе с лекциями и показывает индийского факира, который умеет летать!

– Я видела выступление madame Блаватской в Париже, – оживилась графиня Строганова. – Представьте, там и вправду выходил к публике голый индус, обмотанный лоскутком ткани и с бородой до пупа. Не летал он, это вымысел, но умел завязывать себя в узел. Ноги за головой перекрещивал!

Ее престарелый супруг, до того уютно дремавшей в кресле, счел своим долгом вставить реплику.

– Не подозревал о вашем родстве, княгиня. Она, выходит, тоже из Долгоруковых?

– Да, у нас общий прадед. Признаться, общаемся мы редко. Репутация у Элен скандальная. Знаете ли вы, что на следующий день после венчания она сбежала от мужа в Константинополь? Это в шестнадцать лет!

Про паршивых овец в семейном стаде дворянки отзываться любили. Хотя и сквозит в этом позор и унижение, но вместе с тем и радость: не тебе косточки перемывают, есть в фамилии личности поухабистее.

– Мне давеча пересказали одну занятную статейку из английских газет, – продолжал граф. – Кузина ваша утверждает, что все религии в корне своем имеют общее зерно, из коего и произрастают, будто розы с одного куста. Но это ересь! Неужто мы с турком в одного Бога веруем?!

– Элен с детства была страстной фантазеркой, – старуха раздраженно постукивала сложенным веером по ладони. – Письма писала, как роман или поэму. Deux des trois mots ne sont qu’une fiction^[60].

– Негоже женщине о религии спорить, – проворчала Доротея фон Диц.

Баронесса из Курляндской губернии считалась одной из самых преданных подруг княгини и не пропускала ни единого приема.

– То влияние дядюшки, – поспешила разъяснить Долгорукова. – Двадцать лет тому, Дмитрий Иванович служил при посольстве в Тегеране и сильно сочувствовал персидским бабистам – или бабидам, не вспомню уж, – их то ли резали, то ли камнями били… Он хлопотал перед императором, чтобы общине разрешили переехать в Россию, но те, по счастью, выбрали Багдад. Тогда князь взял отряд кирасир и охранял всю дорогу их проповедника Багаулу, а тот охмурял его речами. Нам старик впоследствии уши прожужжал об их удивительном учении, пока не помер, упокой Господи душу его, – княгиня перекрестилась, многие из гостей последовали ее примеру. – А к чему это я? Ах, да! Эти самые бабисты впервые забухтели о том, что разные религии суть едины. Элен украла чужую выдумку и переделала на свой лад.

– Между тем, ее лекции имеют оглушительный успех, – встрял тот, с бакенбардами. – В Лондоне и в Америке сторонники теории Блаватской создают общества по изучению религий и выисканию в них того самого объединяющего компонента. Для раскрепощения разума.