Книга Пиковый туз, страница 70 – Стасс Бабицкий

Баронесса не повернула головы к визитеру, а тот разглядывал ее профиль с искренним любопытством. Вчера в чайном салоне княгини, среди морщинистых старух, Доротея казалась столетней каргой. Теперь же открылось, что ей лишь чуточку за сорок. Высокая прическа подчеркивала тонкую шею. Ожерелье – сапфировый водопад, – струилось, заполняя глубокое декольте, но оставляло на виду вполне достаточно, чтобы распалять мужские фантазии.

За креслом стоял навытяжку молодой князь Апраксин, не замеченный прежде в полутьме ложи, и держал в руках бонбоньерку. Он спросил:

– С чем пожаловали?

Четко отмеренная интонация не оставляла сомнений – это угроза. Немедленно убирайтесь или пеняйте на себя. Мармеладов, пропустив вопрос мимо ушей, обратился к г-же фон Диц:

– Ваша светлость, мне требуется уточнить ряд фактов по делу об убийстве фрейлин в Нескучном саду.

– Ты на что намекаешь, мер-р-рзавец?! – вспылил юноша, отбрасывая конфеты и остатки вежливости. – Смеешь задевать благородных людей?! Поди прочь, не то велю вытолкать взашей!

Шагнул вперед, сжимая кулаки, но его остудил спокойный голос баронессы:

– Владимир, оставьте. Я хочу знать, что надобно этому… – запнулась, не желая одаривать простолюдина эпитетом «господин».

Она повернулась и царапнула незваного гостя колючим взглядом.

– Вчера в доме Долгоруковых вас отрекомендовали полицейским или расследователем, но это не представляет значения, зударь, – слова она произносила без акцента, но именно это смешно коверкала. – Спрашивайте и уходите!

– Ваша светлость, постарайтесь припомнить, давно ли сломалась та курляндская карета…

– При чем здесь карета? Вы ведь объявили, что ищете убийцу Лизоньки… О, прелестное дитя, она любила балет! Кабы не эта трагедия, наслаждалась magnifique spectacle^[88]в этой самой ложе, – блеснули слезы, и тут же баронесса сменила тему. – Вам нравится сегодняшний бенефис?

Сыщик повторил обрывки фраз, подслушанных на галерке, и добавил:

– Жаль, Лебедева и Муравьева (знать бы еще, кто это!) рано покинули сцену.

– Вы разбираетесь в балете, хотя и мыслите по-обывательски. С тех пор, как на фасаде Большого театра Аполлону вместо тройки запрягли квадригу, эти подмостки не знали балерины талантливее Вазем!

Резко раскрылся веер, разделяя возмущение своей хозяйки. Через мгновение сложился и укоризненно уперся в грудь Мармеладов.

– Вы язвите: шесть тысяч в год. Французы готовы были платить вдвое, втрое больше, но балерина осталась в России. Деньги – пыль! Поклонники дарят ей бриллианты и изумруды, намного дороже, чем эти мизерные шесть тысяч. А уж про холодность… Еще упрекните, что она не поет каватины или не жонглирует горящими обручами. Балет – это высочайшее искусство, и Вазем достигла la perfection suprême^[89]. Жаждете гримас и ужимок – перейдите через площадь, в драматическом театре вам любые эмоции изобразят, будете довольны.

– Простите, ваша светлость, но мы начали обсуждать другое.

– Придется подождать, зударь! Начинается второй акт, – она снова превратилась в сфинкса.

Сцена не интересовала сыщика. Чего он там не видел? Отточенные движения и бесстрастное лицо танцовщицы, мускулистые арлекины в черно-белых костюмах, картонный вулкан на заднем плане… Мармеладов наблюдал за баронессой, которую действие захватило с первой минуты. Она поднимала руку к сердцу, вздыхала и кусала губы. А когда визг скрипок припечатали медной пятой литавры и музыка на миг оборвалась, Доротея зажмурилась, чтобы удержать слезы. Чувственная особа, хотя успешно это скрывает.