Онлайн книга «Пиковый туз»
|
– Кликнем прислугу, она принесет. Городницкий позвонил в колокольчик, стоявший на серебряном подносе в самом центре обеденного стола. Дворецкий вошел, распахнув двери без единого скрипа. – Осип, пора уж к обеду накрывать. И поторопи Марфу, пусть одежду г-на Мармеладова сюда предоставит! Величественный слуга бесшумно удалился. А через минуту прибежала суетливая баба с крысиным лицом и запричитала: – Ой, не успела, ба-а-атюшка-а! Щетиной прошлась, скребла и терла. А отпарить-отутюжить не успе-е-ела-а! Уж прости, не серчай на дуру грешна-а-аю! К обеду кончу, истинный крест… – Погоди, визгопряха[97]! Не части, – фыркнул барин. – Ответь-ка: ты газету из карманов сюртука вынула? Прежде чем чистоту наводить? Баба мелко закивала, теребя зеленый платок, наброшенный на плечи. – Вынула, вынула! По кучкам разложила: направо денюжки, налево бумажки, а посередке гвоздь. Вертать буду в те самые карманы, не извольте беспокоиться. На слово «гвоздь» помещик никакой реакции не выказал. Чему удивляться? Проживая в сельской местности, люди привыкают таскать с собой полезные мелочи. – Ты не отвлекайся! Про газету сказывай, куда дела? – На сундук положила. Поверх одеялы. Мармеладов догадался, что барин заставляет прислугу проводить весь день на крышках огромных ларей со скарбом – использовать их как стол или скамейку, а ввечеру и спать поверх ложиться, чтобы вор не залез тишком внутрь. – И где теперь этот лист? – допытывался хозяин. – Я не трогала, – выпалила Марфа с чрезвычайным упором на «я». – Но кто-то трогал? – уточнил сыщик. – Богдан трогал. Истопник наш. Цапнул и лыбится: «Надоть под дровишки сунуть, чтоб разогрелись поскорей». – Это какие дровишки? – пришпорил Городницкий. – Знаемо какие. На которых обед готовят. – А давно готовят? – рухнувшим голосом спросил Мармеладов. – Да полчаса уж. Оборвалась и эта ниточка. Сгорела в печи, потрескивая дешевой типографской краской. Не улика, скорее, намек. Но без него поймать Пикового Туза будет намного сложнее. – Почто ж ты, шленда[98], не перечила? Чужую собственность позволила сжечь, – рассердился барин. – Поступок этот хуже воровства. И себе выгоды не сделала, и гостю нашему сплошной убыток… – Перечила! – потупилась служанка. – Но вы же знаете, Богдан как водки напьется – неподатливый. Упрется рогом, яко индрик-зверь[99]. Шатается, буровит: «Нужна господам така газета! Оборвана косо, еще и сажей испачкана. Добром отдай, а не то отберу!» – Глупая ты баба! Надо было подмогу звать. – Я и кликнула! Приезжий кучер… Черноглазый, – зарделась, видать понравился Ефимка: казистый, щеголь, к тому же обходительный. – Отнял газету и сел мальцов наших грамоте обучать. Сожжешь, дескать, опосля того, как буквы вызубрят. – Значит, цела страница? – Цела, батюшка! Цела, родимый! Что с ей станется, ежели в печи не жечь? – Э-э-э, гусыня! От твоих завиральных бредней, того и гляди, удар хватит… Беги на кухню и неси сюда ту самую газету. И вдогонку взметнувшейся юбке, прокричал: – Да с костюмом поспешай, макитра[100]дырявая! Обед скоро. XXVIII Трех минут не прошло, а Мармеладов уже бережно расправил потертый лист на столе. – Поверху, два фрагмента с волнистыми линиями и загибами. Снизу зубцы острые, – провел пальцем поверх угольных линий, разбирая свои зарисовки. – Это лев. С кудрявой гривой. |