Книга Все началось с развода, страница 103 – Анна Томченко

Макс платил цену одиночества в дальнейшем. А я платила цену снова разбитым сердцем.

И Макс рычал, психовал. Хватал меня за руки, оставляя болезненные отпечатки на запястьях.

Я знала, что Альберт принял девочку.

Я молилась за него и за неё, потому что, если бы он струсил, если бы он поступил как-то иначе, все было бы плохо. Я бы ненавидела его и презирала. А так я знала, что он все равно тот самый Альберт.

Но эти три года выторгованные у судьбы, я была рядом с Максом и до безумия сильно хотелось отмотать назад время и наверное, не делать этот шаг.

— Максим. Ты же понимаешь ‚ что это дорога в никуда?

— Мне плевать куда эта дорога ведёт! Алёна, не уходи.

— Зачем? Я никогда не смогу дать тебе того, что ты хочешь.

— Тебе неизвестно, чего я хочу. — Честно отвечал Макс, но я ему не верила.

— Прости, Максим. Прости... Кольцо найдет ту, которой придет я в пору, родной мой.

65.

Альберт:

Первый раз так масштабно и близко мы с Алёной встретились на девятом дне рождения Мити.

Мне казалось ‚ что Алёна ни капельки не изменилась. Вот как я с ней развёлся, она такой и осталось. Осанка, взгляд, мягкая снисходительная полуулыбка. Когда она поймала взглядом меня, я отсалютовал ей бокалом.

Это было страшное время. Проданный дом. Оставленная семья. Она почти не жила в России первые несколько лет после того, как родилась Леночка. А я не имел права что-либо сказать, что-либо сделать. Единственное, на что у меня хватило сил, это действительно с Петром Викторовичем быстро договориться по поводу того, кто что получает при разделе имущества. Я был готов отдать ей все, только она все не взяла.

Мне отчаянно не хватало её рядом.

И не справлялась нянька.

Не справлялся я.

Налажал по-крупному так сильно ‚ что руки на себя наложить хотелось. А Леночка росла и в свои четыре годика рассказывала смешные стишки, залезая ко мне на колени. Гордей её любил, называл Кнопкой. Привозил ей платье и шоколадных зайцев. И Митя её любил. Зина приняла нейтралитет. Она не отталкивала, но и особо вдаваться в жизнь не собиралась. Я получил ровно то, к чему стремился в своей глупости, злости, отчаянии и предательстве.

Разрушенную семью.

Настолько разрушенную, что как-то исправить ситуацию не было сил.

Через два года после того, как родилась Леночка, Зина с Даней и Митей переехали жить в Москву и то, что девятилетие отмечалось дома, было чистой воды случайностью. Контракт у Данилы горел в нашем городе.

Гордея я все-таки уговорил вернуться на работу. И он со временем почти полностью заменил меня. Да, я контролировал, смотрел, за всем наблюдал. Но большую часть времени я находился в состоянии навсегда мёртвого.

Смотрел на дочь и видел в ней след своего предательства и в то же время солнце, которым сияла Алёна.

Я не знал, почему так происходило.

Это глупость. Это сумасшествие. Да, наверное, действительно, я в какой-то момент чокнулся.

Стоял над кроваткой. Вытирал злые слезы и шептал о том, что Лена ничего этого не заслужила, и мать у неё должна была быть другой.

Я такого дерьма натворил, что нельзя это описать нормальными словами.

Я выжег дотла всю жизнь свою, детей и жены, маленького ребёнка.

Стоял на этом пепелище, оглядывался по сторонам и только волки выли где-то вдалеке.

Я знал, что у Алёны был роман с этим малолетним засранцем. Я считал, что это правильно.