Книга Все началось с развода, страница 72 – Анна Томченко

А пока женат был, казалось, что нифига мне Алёнка, не давала. Пока женат был, казалось, что поперёк стоит её самодостаточная гордость, я домой-то её посадил для того, чтобы спесь сбить, чтобы помягче стала, чтобы забыла о том, что принято на людях, а что нет. Потому что задрался работать рядом с женой. Хотел, чтобы дома сидела, встречала и смотрела на меня глазами полными благодарностей, и когда я заключал новый контракт нагибая всех конкурентов, приезжал и рассказывал об этом, она хлопала в ладоши и говорила, как сильно она мной гордится.

Аней.

Она даже сидя дома умудрилась каким-то образом выкрутиться и сделать так, что я снова ушёл по барабану. Снова мои победы были недостаточно ценны для неё.

А потом, когда Элла появилась, у меня был такой контраст, что Алёнка мне не давала поводов возгордиться. У Алёны было все как будто бы само собой разумеющееся: дом купил — молодец, уже по статусу положено, уже возраст подошёл, сам детскую площадку поставил — а я всегда знала, что у тебя очень хорошо развита техническая сторона вопроса. Квартиры, машины — я всегда тебе говорила, что ты можешь намного больше.

Вот это весь набор того, что Алёна мне выдавала и хоть бы раз сказала — Господи, Альберт, я так тебе благодарна, ты у меня самый крутой, самый лучший.

И вот на контрасте с Алёной Элла мне казалась какой-то очаровательно восторженный, что ли?

Наверное, это и переклинило.

Букет подарил, она ещё неделю слала фотки с этим букетом.

А Алёне какой букет не подаришь, все не то. Гладиолусы не пахнут, розы не свежие.

не бери голландские, живой цветок подаришь, так она ему все листья обрежет.

Меня бил контраст того, что было с любовницей и чего не было с женой.

И тут, хрясь беременность, и вот что делать?

Грех на душу брать можно было бы, если бы знал, что этот грех оправдан.

Пришел, сказал Аленке.

Заплакала, вещи собрала, ещё же говорил так, чтобы поняла, что меня это беспокоит, чтобы поняла, что одно ее слово и любой грех на душу возьму.

Нет, ничего не сказала, шмотки собрала, только что не пинком спустила мне их с лестницы.

Еще как назло все знакомые лезли в душу.

А что, разводитесь?

А я знал, что рот открывать на эту тему не стоит. Потому что у моей жены всегда было очень чёткое и грамотное разделение: есть вещи, которые можно обсуждать в обществе, есть вещи, которые неуместны для общества. Она даже умудрялась не только в отношениях со мной, но и со всем окружением выставлять какие-то ей одной необходимые границы.

А когда впервые на людях с Эллой появился, вопросов стало в несколько раз больше.

Но я держался, терпел.

Представлял её просто как свою спутницу. Чтобы вопрос с нашим с Алёной браком как-то сам разрешился, а он нихрена не разрешался.

— Я тебя, наверное, ненавижу, — хрипло выдал Гордей и шмыгнул носом.

Я отвлекся, не понимая, что меня так переклинило, что я отключился на какое-то время. И углубился в собственные воспоминания.

— И что?

— И ничего, — выдохнул сын и качнул головой.

— Знаешь, ты мне здесь не строй из себя Гардемарина, мы с матерью сами как-нибудь разберёмся, без сопливых.

И снова мой взгляд у сына.

А затем коротко брошенная фраза:

— Я заявление на увольнение написал, поспособствуй, чтобы побыстрее подписали. Хорошо бать?

46.

Альберт

Весело было только в самом начале.