Онлайн книга «Искатель, 2001 №11»
|
— Ребята, — остановил его Оладько, — еще в царской России офицеры, дворяне, интеллигенция не любили полицейских и сыскарей. Смотрели на агентов сверху вниз. А эти агенты отдавали за них жизнь. Мы выпили по второй рюмке. В кафе стало уютнее и на душе теплее. Кролик в лимонном соусе был хорош, а селедка с картошкой и того лучше. Но я знал, что душа поет не от водки и не от кролика — оттого, что рядом мои ребята, надежные, как бронежилеты. — Работаем, мы, братцы, вхолостую, — сказал Тюнин. — Ловишь, бегаешь, супа не ешь… Приземлил. Глядь, и года не прошло, как бандюга уже на свободе. — Потому что условно-досрочное освобождение, адвокаты, залоги и амнистии, — поддержал я. — Потому что права человека, — не согласился Оладько. — И заметьте: права человека у преступника. У потерпевшего никаких прав. Мы выпили. Кролик в лимонном соусе был какой-то особенный, очень мелкой породы. Поэтому мы взяли еще по свиному шашлыку, исходя из того, что поросенок крупнее кролика. Кто-то из нас счел, что шашлык слишком жирен; кто-то из нас нашел, что в нем мало луку; кто-то из нас решил, что шашлыки мелковаты. Тюнин продолжил наболевшую тему: — Поэтому из милиции кадры бегут. Майор Цыплаков ушел в науку. Пишет диссертацию на тему «Тяжелый рок, как выражение сексуальности подростков». — Не так. «Иномарка, как показатель интеллекта нового русского», — поправил его Оладько. — А что? — согласился я. — Один боксер получил звание кандидата педагогических наук за диссертацию «Удар в печень». Тут Оладько на правах старшего товарища обнаружил, что бутылка пуста, как карман бомжа. И он, как старший товарищ, заказал вторую, правда, спутал названия и вместо водки «Адреналин» потребовал водку «Анальгин». Тюнин установил, что свиные шашлыки мы съели, и заказал по куску мяса еще более крупного, чем поросенок, животного. Я тоже не сидел без дела и, осмотрев зал, углядел в углу стойку бара с барменшей. Надо сказать, что вторая бутылка время убыстрила. Где-то на предпоследней рюмке, я заметил, что барменша поглядывает в нашу сторону с загадочным интересом. Я поделился с ребятами. Оладько хмыкнул: — Это Кома. — Кто? — переспросил я. — По паспорту Камилла Петрова. — Все Петровы — пьяницы, — изрек Тюнин. — Вот Ивановы выпивают умеренно, — поделился и я жизненным наблюдением. — А Сидоровы вообще люди хорошие, — заключил Оладько. Мы прикончили вторую бутылку и впали в тяжелую задумчивость по поводу третьей. Барменша смотрела на нас. Это естественно. Оладько высок, сух, и его кости сочленены, как металлические опоры. Мишка Тюнин белоголов, остролиц, светлоглаз, тонок и похож на гигантский гвоздь без шляпки. А я рыжеволос и потому прекрасен. Пришлось обратить внимание ребят на барменшу. — Мы знакомы, — признался Оладько и поманил ее. Барменша подошла. Распахнутый жакет с оперением, брючки на ремне с полосками из крокодиловой кожи… Красные губы большого рта раздвинулись в широкой улыбке… Весомая грудь, казалось, колышется, будто от ветерка… — Кома, скучаешь? — спросил Оладько. — У меня там маленький телевизор. Смотрю сериалы, — ответила она низким с легкой сипловатостью голосом и добавила: — В Россию едут американские специалисты ставить «мыльные оперы». — А мыло чье? — заинтересовался Мишка Тюнин. Ответить она не успела. Подошедший сзади мужчина ласково обнял ее и встал перед нами, видимо, желая познакомиться. Камилла представила его: |