Книга Китайская гувернантка, страница 69 – Марджери Аллингем

В его собственной комнате была отдельная лестница, которая вела вверх из конца правого крыла, где Юстас, Элисон и все гости, оставшиеся на ночь, имели кровати и ванные комнаты. Это всегда была его комната, и в детстве он был в восторге от ощущения важности и безопасности, которое давала ему лестница. В нее входили через маленькую дверь, которую можно было притворить потайной, и лестница, сделав пол-оборота, вела в большую низкую комнату с неровным дубовым полом, крошечной ванной комнатой и душем, встроенными в огромный шкаф, обшитой панелями кроватью и книжными полками, занимавшими всю стену рядом с ней.

Ему так хотелось поскорее попасть в это святилище, закрыть дверь и очистить свой разум, что он не заметил няню Брум, которая стояла у окна в коридоре, ее темное платье сливалось с тяжелыми занавесками.

“Мистер Тим?” Голос, раздавшийся почти у него над ухом, когда он проходил мимо, удивил его, и он шарахнулся от нее. “Мистер Тим. Я должен вам кое-что сказать”.

“Не сейчас, Нэн, ради бога!” Слова прозвучали более жестоко, чем он имел в виду, и она ответила в своей особой манере. Ее глаза вспыхнули, а губы сжались. “Ну что ж, тогда вы должны выяснить это сами, и я не собираюсь брать вину на себя!” - едко сказала она. “Прости, что я потратила свое время, ожидая тебя”.

На самом деле она не была расстроена; он мог сказать это по ее голосу. Она была в одном из своих слегка озорных и совершенно женских настроений, возбужденная и свирепая. Угроза могла означать что угодно; в его теперешнем одиночестве ему было все равно.

Он оставил ее, не сказав ни слова, тщательно закрыл за собой дверь на лестницу, повернул выключатель, осветивший спальню наверху, и взбежал туда, чтобы внезапно остановиться на пороге. Кто-то был там, лежал на кровати, тени от высокой подножки скрывали ее лицо. Он знал, кто это был, еще до того, как подошел и посмотрел вниз.

Джулия лежала на спине, заложив руки за голову, ее глаза были широко открыты и очень темные. На ее лице не было никакого выражения, и у него создалось впечатление, что она не дышит. Она молча наблюдала за ним, и только ее серьезные глаза, потемневшие от усталости из-за проигранной эмоциональной борьбы, мерцали, показывая, что она жива.

Тимоти постоял, глядя на нее, а затем сделал вид, что отворачивается от нее, его лицо дрогнуло, и она подняла руки и потянула его вниз.

На некоторое время он позволил волне облегчения и покоя захлестнуть его, но когда волна поднялась в его крови, он взял себя в руки и оттолкнул ее, пытаясь встать.

“Нет. Прекрати”, - яростно прошептал он. “Не здесь, говорю тебе. Не в этой дыре и углу. Я тебе не позволю. Ты моя так же, как и твоя собственная. Нам есть что терять, моя—моя святая. "Своим телом я поклоняюсь тебе" и не забывай об этом”.

“Мне все равно”. Она дрожала, и ее лицо было мокрым на его щеке. “Мне обещали. Мне обещали. Я не могу продолжать. Я не могу. Больше нет.”

“Успокойся!” Он взял ее за плечи и заставил отодвинуться от него обратно на подушки. “Послушай и, ради Бога, постарайся понять. Я только что пережила что-то вроде... родов. Это происходило со мной весь день. Я чувствую, что до сегодняшнего дня я была в... яичной скорлупе. Но весь сегодняшний день я пыталась вырваться из этого. Все, что я когда-либо считала само собой разумеющимся, развалилось у меня в руках. Ты знаешь, что даже до сегодняшнего вечера я втайне верил, что в конце концов так или иначе получится, что Элисон была моей тетей, а Юстас был моим отцом? Ну, это не так. Более того, должно быть, всегда было совершенно очевидно, что это не так. Юстас - милый, сладенький, обаятельный, но он не мог быть ничьим отцом. Я увидела это совершенно ясно — почти небрежно, — когда вошла сегодня вечером. Я знала его всю свою жизнь и никогда раньше не ценила то, что, должно быть, чувствовал к нему каждый взрослый. Джулия, разве ты не видишь, что это делает со мной? Я меняюсь. Я спускаюсь на землю. Я не знаю, кем я стану”.