Книга Танцоры в трауре, страница 13 – Марджери Аллингем

У него был приятный, но мощный голос и естественная непринужденность манер, которые очень успокаивали незнакомца. Его черные волосы были зачесаны со лба и, казалось, были намазаны вазелином, в то время как его маленькие глубоко посаженные глаза были проницательными и дружелюбными.

Дядя Уильям плюхнулся в кресло и посмотрел на Кэмпион.

“Это Сак Петри”, - сказал он почти таким же тоном, каким мог бы произнести “Экспонат А”.

“О, а это Ева. Извините… Я не заметил тебя, моя дорогая”.

Он изо всех сил пытался подняться с низкого стула и потерпел поражение.

Девушка вышла вперед, чтобы пожать руку. Она, очевидно, была сестрой Сутане. Кэмпион никогда не видел более явного сходства. Он предположил, что ей было семнадцать или восемнадцать. У нее были изогнутые брови ее брата и глубоко посаженные, несчастные глаза, а также большая часть его природной грации, но ее губы были надуты, и в ней чувствовалось странное чувство обиды и разочарования. Она отошла в угол сразу после представления и сидела очень тихо, ее худое тело сгорбилось в простом хлопчатобумажном платье.

Сак огляделся.

“Позволь мне представить сквайра Мерсера”, - сказал он. “Мерсер, ради Бога, заткнись на минутку и поздоровайся”.

Мужчина за пианино улыбнулся и кивнул Кэмпион, но его пальцы не прекратили свое бесконечное бренчание. Он выглядел приятным, даже очаровательным, когда улыбался, и в его глазах, которые были не темными, как должны были быть, а светло-прозрачно-серыми, на мгновение появился интерес.

“Он просто бедный чертов гений”, - сказал Петри, снова плюхаясь среди газет. Он расплескал на себя пиво, перекинув огромную ногу через подлокотник и продемонстрировав сбившийся носок, над которым на дюйм или около того виднелась голая нога. У посетителей создалось впечатление, что отсутствие гостеприимства у Мерсера смущало его.

Кэмпион нашел стул и сел. Петри ухмыльнулся ему.

“Бешеная активность, чередующаяся с периодами забытья, вот что такое эта жизнь”, - заметил он. “Что вы думаете об этом последнем деле? У вас вообще было время подумать об этом?”

Из угла донесся усталый вздох.

“Мы должны повторить все это снова, Сак?” Запротестовала Ева Сутане. “Глупые маленькие обрывки мусора, которые ничего не значат. Они все такие мелкие”.

Петри поднял брови.

“Вот как ты на это смотришь, крошка?” сказал он. “Это расстраивает Джеймса, я могу тебе это сказать, и это плохо сказывается на его репутации. Я не справлялся с его рекламой в течение пяти лет, не имея возможности сказать это определенно. Это происходит изнутри, ты знаешь, Кэмпион. Это раздражающая часть… Мерсер, обязательно ли тебе продолжать ту же самую глупую мелодию?”

Автор песни удовлетворенно улыбнулся.

“Это похоронный марш по умершему танцору”, - сказал он. “‘Приглушает звуки во время танца’. Мне это нравится”.

“Очень может быть. Но ты даешь мне козырь”.

“Тогда уходите”. В тоне прозвучала неожиданная ярость, и это поразило всех.

Петри покраснел и пожал плечами.

“Продолжайте”.

“Я буду”.

Мерсер продолжал наигрывать. Он снова был тих и счастлив, казалось, потерявшись в своем собственном частном мире.

Петри вернулся в Кэмпион.

“В Корнете есть пара, - сказал он, - и еще одна в воскресенье утром. Посмотри на них”.

Он достал бумажник, который опозорил бы ложь, и извлек два обрывка газеты. Кэмпион прочитал их.