Книга Танцоры в трауре, страница 38 – Марджери Аллингем

При дневном свете помещение имело заросший, частично запущенный вид, который не был непривлекательным. Сутане не был особенно богат, и двое хороших мужчин и мальчик обеспечивали всю работу, которую он мог разумно позволить себе, на территории. Однако при лунном свете все прежнее формальное великолепие, задуманное оригинальными дизайнерами, было волшебным образом восстановлено, и Кэмпион прошел к граммофону через мир упорядоченного величия, столь же призрачный, как любой другой призрак прошлого.

Он немного постоял у подножия низкой ступеньки, ведущей на платформу, и внимательно осмотрел поверхность. Она была гладкой и сухой, как асфальт, и примерно такой же информативной.

Убедив себя в этом, он подошел к граммофону и присел на корточки рядом с ним. Пластинка крутилась до тех пор, пока автоматическая остановка не заглушила ее. Кэмпион прочитал название: “Этюд’ Воуис”, глупый маленький экспериментальный материал, который едва ли стоит записывать. Если бы Хлоя Пай танцевала под эту бесформенную безделушку, он снял бы перед ней шляпу.

Он заглянул в футляр для грампластинок и увидел, что двух дисков не хватает. Оглядевшись в поисках второго, он обнаружил, что он лежит в сером конверте в пятне тени, отбрасываемой крышкой граммофона. Это открытие его сильно заинтересовало. Оно было треснуто, но не полностью, а на мелкие кусочки, как будто прямо на него наступила тяжелая нога. Этикетка все еще была разборчивой, и он разобрал ее с помощью своего фонарика. Это была “Любовь-волшебница” Фальи, часть 1. Следовательно, часть 2, по-видимому, была на другой стороне, и ему пришла в голову идея. Используя носовой платок, чтобы защитить пальцы, он поднял пластинку, все еще включенную в магнитофон. Как он и подозревал, третья и заключительная часть пьесы Фальи была на нижней стороне. Он поднял брови. Он знал, что тривиальные пьесы вроде “Этюда” часто использовались для пополнения, когда серьезная работа не делилась на четное количество записей, но если мисс Пай танцевала под Фалью, что было вполне разумно, он задавался вопросом, почему она вообще доиграла “Этюд” и где она была, когда автоматическая остановка заглушила его деликатные глупости.

Он сел на корточки и огляделся в поисках другой вещи, которую он пришел найти. Взгляд сказал ему, что его второе задание не будет таким простым, как первое. Алый шелк, столь заметный при солнечном свете, склонен превращаться в черную тень в неверном свете луны. Однако, когда Хлоя Пай в последний раз видела ее живой, на ней была красная шелковая юбка с запахом до лодыжек, и уж точно на ней не было этого, когда она лежала, так трагически искалеченная, на травянистой обочине дороги. Он задавался вопросом, когда и где она потеряла это.

Именно на этом этапе его исследований, когда он молча сидел в лунном свете, таком ярком, что казалось странным, что он не должен быть теплым, он впервые заметил, что в саду он не один. Что-то двигалось по сухой жесткой траве под дубами за павильоном. Сначала он подумал, что это собака, расхаживающая взад-вперед под деревьями, пока определенная ритмическая регулярность в звуках не заставила его изменить свое мнение.

Не желая, чтобы его застали за разглядыванием граммофона, он осторожно поднялся и ступил на подстриженный дерн дорожки. Тень павильона укрыла его, и он спокойно стоял, глядя перед собой.