Книга Танцоры в трауре, страница 43 – Марджери Аллингем

Кэмпион заметила длинный узкий кирпичный фасад, силуэт которого вырисовывался на фоне неба, а затем Мерсер пинком распахнул дверь, и они прошли через выложенный каменными плитами холл с дубовыми балками в огромную студию или музыкальный зал, занимавший по меньшей мере половину всего здания.

Первым впечатлением Кэмпиона от этого необычного помещения была неуместность, вторым - экстравагантность. Всю стену занимал замечательный радиоприемник. Это было необычное приспособление, которое выглядело так, как будто его изначально спроектировал Хит Робинсон, а затем ему позволили разрастись на манер виргинской лианы на всем, что попадалось на его пути.

Огромный концертный стейнвей занимал центр зала, и там было одно великолепное кресло.

В остальной части зала царил настоящий хаос. В каждом углу валялись груды пыльных бумаг, книги валялись в диком беспорядке, а изысканная кантонская шаль, покрывавшая стену над камином, была грязной и сильно обгорела.

Мерсер убрал с бокового столика кучу бумаг и радиоприемных устройств и достал из-под них поднос с "танталом" и стаканами.

“Угощайтесь. Я не пью по ночам”, - сказал он и бросился в кресло, но тут же снова из него выбрался. “Этот чертов пиджак жмет”, - сказал он, снимая его и бросая на пол, как будто у него были на него претензии. “Я ненавижу обтягивающую одежду”.

Дядя Уильям налил себе крепкого напитка и настоял на том, чтобы смешать его для мистера Кэмпиона. Они стояли, облокотившись на каминную полку, в то время как Мерсер развалился в кресле и рассматривал их, его светлые глаза были мрачными.

“Это случается очень скоро — я имею в виду смерть”, - торжественно сказал он. “Была женщина, которую мы не знали и не особенно хотели знать. Она была грубой, шумной и чертовски уродливой, а теперь она мертва. Куда она делась?”

Дядя Уильям кашлянул в свой стакан, и его пухлое розовое лицо смутилось.

“Не надо быть болезненным, мой мальчик”, - сказал он. “Очень грустно и все такое. Шокирующе. Приходится смотреть правде в глаза”.

Мерсер выглядел удивленным.

“Боже милостивый, ты же не веришь во все это, не так ли?” - сказал он с превосходством, которое было каким-то подростковым, но от этого не менее раздражающим. “Печально ... шокирующе ... это всего лишь слова. Я думал, когда мы шли сегодня вечером, как это было необычно, что она ушла так быстро. Можно подумать, что что-то от нее останется. Например, этот ужасный раскачивающийся смех. Я имею в виду, вы могли бы подумать, что вещи, которые делали ее такой яркой фигурой, какой она была, исчезали бы по одному, по крайней мере, не все погасли бы с треском, как если бы повернули выключатель. Это любопытная вещь, это. Я никогда не замечал этого раньше ”.

Дядя Уильям уставился на него так, словно подозревал, что он в своем уме.

“Мой дорогой парень, отправляйся в постель”, - сказал он. “Ты потрясен. Мы все потрясены”.

“Потрясены?” Мерсер был возмущен. “У меня появилась идея. Я не потрясен. Почему я должен быть? Я даже не знал эту женщину, а если бы и знал, она, вероятно, не понравилась бы мне. Ее смерть меня совершенно не трогает. Ко мне это не имеет никакого отношения. Это не имеет отношения ни к кому из нас. Я думаю, Джимми поднимает из-за этого слишком много шума. В конце концов, она всего лишь попала под его машину. Он не мог не ударить ее. Боже мой, во мне нет ничего болезненного! Я просто думала о фактах дела. Этим утром она была жуткой помехой в доме, поэтому я не могла не заметить ее странности. Теперь все это только что ушло. Куда? В этом есть идея. Понимаете, что я имею в виду? Это конкретная идея. Вы могли бы даже преобразовать ее в число. ‘Там, в темноте, где мои руки не могут тебя удержать’. Посмотрите на что-нибудь в этом роде. Вот как пишутся эти песни. Что-то приходит в голову и запускает цепочку мыслей ”.