Книга Арсен Люпен и Остров Тридцати Гробов, страница 90 – Морис Леблан

Наконец он спустился на землю и пробормотал:

– Коньяка, Отто… Фляга у тебя!.. А, черт, что за гадость!

– Но еще не поздно, – заметил Конрад.

– Не поздно? Что – не поздно? Освободить ее? Послушай, Конрад, да я скорее предпочту… предпочту занять ее место. Бросить задуманное? Ах, если бы ты знал, что я задумал, какова моя цель! – Он еще раз отпил из фляги. – Прекрасный коньяк, но для бодрости я предпочел бы ром. У тебя нет, Конрад?

– Тут в бутылке немного осталось…

– Давай.

Из опасения, что их могут увидеть, они завесили фонарь и уселись под деревом, не испытывая ни малейшего желания разговаривать. Однако новая порция спиртного ударила им в голову. Ворский, придя в невероятное возбуждение, принялся ораторствовать:

– Никакие объяснения вам не нужны. Вы не должны даже знать имя той, что здесь умирает. Достаточно будет, если я скажу, что это – четвертая женщина, которая должна умереть на распятии, и что рок судил ей именно такую смерть. Но одно я все-таки смогу вам сообщить – в час, когда триумф Ворского ослепит вас. Я сделаю это даже с известной гордостью, потому что если все происходившее до сих пор зависело от меня и моей воли, то все, что будет происходить теперь, зависит от воли могущественнейших сил, от воли сил, работающих на Ворского! – И как будто эти два слова ласкали ему губы, он повторил несколько раз: – На Ворского!.. На Ворского!..

Он вскочил: неудержимый наплыв мыслей заставлял его расхаживать взад и вперед и жестикулировать.

– Ворский, сын короля, Ворский, избранник судьбы, готовься. Ты – или последний авантюрист и самый преступный из всех великих преступников, запятнанных чужой кровью, или действительно всевидящий пророк, которого боги венчают славой. Сверхчеловек или бандит. Таков приговор судьбы. Биения сердца священной жертвы, принесенной богам, отсчитывают последние секунды. Прислушайтесь же, вы двое!

Он взобрался на лестницу и попытался уловить стук утомленного сердца. Однако свесившаяся налево голова жертвы не позволила ему приложить ухо к ее груди, а прикоснуться к женщине он не осмелился. В тишине раздавалось лишь ее прерывистое хриплое дыхание.

Ворский тихо проговорил:

– Вероника, ты меня слышишь?.. Вероника… Вероника… – Помолчав немного, он продолжил: – Ты должна знать… Да, я сам страшусь того, что сделал. Но это – рок. Помнишь пророчество: «Твоя жена умрет на кресте»? Да одно твое имя, Вероника, вызывает к жизни это пророчество! Вспомни: святая Вероника утерла платом лицо Христа и на этом плате остался отпечаток лица Спасителя… Вероника, ты слышишь меня, Вероника?

Поспешно спустившись с лестницы, Ворский выхватил у Конрада бутылку рома и одним глотком прикончил ее.

И тут у него начался бред: он принялся бормотать что-то на непонятном его сообщникам языке. Затем стал оскорблять невидимых противников и задевать богов, изрыгая брань и святотатства:

– Ворский сильнее всех! Ворский властвует над судьбой! Все стихии и тайные силы должны ему повиноваться. Все будет так, как решит он, великая тайна откроется ему в мистических формах и по законам каббалистики. Ворского ожидают как пророка. Ворский будет встречен криками радости и восторга, и кто-то, кого он не знает и лишь предвидит, встанет перед ним с пальмовой ветвью и благословениями. Так пусть же этот некто готовится! Пусть появится из мрака, пусть восстанет из ада! Вот он – Ворский. Пусть под звон колоколов и крики «аллилуйя» вспыхнет на небесах вещий знак, а земля разверзнется и изрыгнет языки пламени!