Книга Арсен Люпен и Остров Тридцати Гробов, страница 91 – Морис Леблан

Он помолчал, словно бы вглядываясь в пространство в ожидании пророческих знаков. Сверху донесся предсмертный хрип жертвы. Вдалеке гремел гром, молнии раздирали надвое черные тучи. Казалось, вся природа откликнулась на призыв негодяя.

Его напыщенные разглагольствования и мимика комедианта произвели на приспешников сильное впечатление.

Отто прошептал:

– Он меня напугал.

– Это все ром, – заметил Конрад. – Но слова он и впрямь говорит страшные.

– Слова, которые кружат около нас, – подхватил Ворский, не упустивший ни звука из их разговора, – которые принадлежат к сегодняшнему часу и завещаны нам веками. Это – словно чудесное разрешение от бремени. Говорю вам, вы будете смущенными его свидетелями. Отто и Конрад, будьте готовы: земля задрожит, а в месте, где Ворский завладеет Божьим Камнем, к небесам поднимется огненный столп.

– Он уже сам не понимает, что несет, – пробурчал Конрад.

– Опять он залез на лестницу, – вздохнул Отто. – Того и гляди в него ударит молния.

Но возбуждение Ворского уже не знало границ. Конец близился. Измученная жертва агонизировала.

Сначала тихо, чтобы слышала только она, затем все громче и громче Ворский продолжил:

– Вероника… Вероника… Ты выполняешь свое предназначение… Ты уже почти у конца восхождения… Слава тебе! Частичка моего триумфа принадлежит и тебе. Слава! Прислушайся! Ты уже слышишь, не правда ли? Раскаты грома близятся. Враги мои побеждены, тебе нечего больше рассчитывать на помощь! Это последние биения твоего сердца… Твой последний стон… Или`, Или`! лама` савахфани? Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?

Ворский засмеялся как безумный, словно его рассмешило некое весьма игривое воспоминание. Затем настала тишина. Раскаты грома стихли. Ворский наклонился и внезапно возгласил с верхней ступеньки лестницы:

– Или́, Или́! лама́ савахфани? Боги оставили ее! Смерть сделала свое дело. Последняя из четырех женщин мертва. Вероника умерла. – Снова помолчав, он дважды проревел: – Вероника умерла! Вероника умерла!

И опять воцарилась напряженная тишина.

Внезапно земля вздрогнула, но не от очередного удара грома, а внутренним, глубинным содроганием, идущим из самых ее недр и прокатившимся несколько раз, словно эхо, которое отдается среди лесов и холмов.

И почти в ту же секунду неподалеку, у стоявших полукругом дубов, струя огня поднялась к небу в вихре дыма, в котором плясали красные, желтые и лиловые искры.

Ворский не произнес ни слова. Его соратники тоже остолбенело молчали. В конце концов один из них прошептал:

– Это старый трухлявый дуб, уже сожженный молнией.

И хотя пожар почти сразу погас, перед глазами у них все еще стояло фантастическое зрелище: охваченный пламенем старый дуб, изрыгающий огонь и разноцветный дым.

– Здесь выход, ведущий к Божьему Камню, – сурово проговорил Ворский. – Как я и обещал, судьба заговорила, и заставил ее заговорить я, который прежде был ее слугой, а отныне стал хозяином.

Взяв в руки фонарь, он подошел к дубу. Все трое были чрезвычайно удивлены, когда увидели, что на дереве нет никаких следов пожара, а сухие листья, скопившиеся между несколькими нижними ветвями, даже не опалены.

– Еще одно чудо, – заметил Ворский. – Все происходящее – недоступное пониманию чудо.

– Что мы теперь будем делать? – осведомился Конрад.