Книга Арсен Люпен и Остров Тридцати Гробов, страница 95 – Морис Леблан

– Ах вот оно что! Это ты, Ворский? Как дела, дружище?

Ворский так и отпрянул. Его вовсе не удивило, что старик знает его и даже называет по имени, поскольку он испытывал некое мистическое убеждение, что его ждут здесь как пророка. Но ему – пророку, славному и причастному тайнам миссионеру, представшему перед старцем, обремененным как возрастом, так и священническим саном, – было обидно услышать в свой адрес слово «дружище».

Полный колебаний и тревоги, не понимая, с кем имеет дело, Ворский осведомился:

– Кто вы? Почему вы здесь? Как вы сюда попали? – И поскольку собеседник удивленно уставился на него, Ворский добавил уже резче: – Отвечайте же, кто вы такой?

– Кто я такой? – повторил хриплым и дрожащим голосом старик. – Стало быть, кто я такой? Клянусь Тевтом, божеством галлов, он еще спрашивает! Так ты меня не узнаешь? Ну-ка, вспомни: Сегенаг, а? Помнишь? Отец Веледы?^[12]Добряк Сегенаг, почтенный судья у редонцев, о котором Шатобриан говорит в первом томе своих «Мучеников»? А, я вижу, ты начинаешь что-то припоминать.

– Да что это вы несете? – вскричал Ворский.

– Я ничего не несу, а просто объясняю, почему я здесь и какие печальные события когда-то привели меня сюда. Оскорбленный скандальным поведением Веледы, которая согрешила с мрачным Евдором^[13], я подался, как теперь говорят, в трапписты^[14], то есть блистательно сдал экзамен на друида. Потом, после кое-каких шалостей… право, тут и говорить-то не о чем, так, сущая безделица… короче, после загулов в столице, где меня привлекали «Мабиль»^[15], а позже «Мулен Руж», мне пришлось согласиться на это место – тихое и спокойное, как видишь, – место хранителя Божьего Камня. В общем, я попал в глубокий тыл.

С каждым словом старика беспокойство и ошеломление Ворского росли. Он решил посоветоваться со своими спутниками.

– Да проломите вы ему голову, говорю вам, – настаивал Конрад.

– А ты как думаешь, Отто?

– Думаю, нужно быть поосторожнее.

– Вот именно, нужно быть поосторожнее.

Но Старый Друид услышал эти последние слова. Опершись на палку, он встал и воскликнул:

– Что это значит? Быть со мною поосторожнее? Ничего себе! Значит, по-вашему, я враль? Ты что, не видел моего топорика с каббалистическим знаком солнца на рукоятке? А это, по-твоему, что такое? – Старик указал на свои четки из морских ежей. – Кроличий помет, что ли? Ну вы и наглецы! Назвать кроличьим пометом яйца змеи, «которым она придает форму своею слюной и пеной и которые потом вместе с шипением выбрасывает в воздух». Это сказал Плиний, не кто-нибудь! Надеюсь, ты не считаешь, что Плиний тоже враль? Ну ты и тип! Быть со мною поосторожнее, когда у меня целая куча дипломов друида, патентов, аттестатов, свидетельств, подписанных Плинием и Шатобрианом! Какая наглость! Да где ты еще найдешь такого Старого Друида, как я, – настоящего, из тех времен, с патиной лет и вековой бородой? Я – враль? Я, знающий как свои пять пальцев все древние обычаи и традиции? Хочешь, я станцую тебе пляску Старого Друида – ту, какую танцевал перед Юлием Цезарем? Хочешь?

И, не дожидаясь ответа, старик отбросил свою клюку и принялся с необычайной ловкостью откалывать неистовые и фантастические коленца. Зрелище было невероятно комичное: согбенный старик подпрыгивал и вертелся, размахивал руками, выкидывал ноги из-под хитона то вправо, то влево, борода его повторяла все повороты тела, а хриплый голос объявлял па одно за другим: