Книга Изогнутая петля, страница 121 – Джон Диксон Карр

Опишу Вам устройство нашей красавицы. Ящик, на котором сидит кукла, достаточно вместителен (Вы это видели), чтобы туда мог забраться человечек вроде меня. Когда человечек оказывается внутри и за ним захлопывается дверца, то в верхней части ящика автоматически выдвигается небольшая дощечка, сообщающаяся с механизмом фигуры. На этой дощечке находится больше десятка рычагов, которые соединены с ее руками и туловищем и позволяют посредством тросиков и гирек управлять ее движениями. В области коленей имеются умело задрапированные отверстия, которые открываются изнутри. Через них оператор может наблюдать за происходящим. Так играл в шахматы автомат Мельцеля. Так же – за сто с лишним лет до него – играла на цитре Золотая ведьма.

Отдельно отмечу хитрость, которая использовалась, чтобы оператор мог проскользнуть в ящик незамеченным. Здесь, на мой взгляд, изобретатель нашей куклы превзошел самого Кемпелена. В начале представления демонстратор распахивал дверцы, предлагая всем желающим осмотреть внутренность ящика и убедиться, что там нет ничего, кроме механизмов. Каким же чудом туда попадал оператор?

Думаю, мне нет нужды Вам это объяснять. Тогда на чердаке, на следующий день после убийства, Вы весьма проницательно высказались о костюме, в котором выступал демонстратор куклы. По этим замечаниям, косвенно адресованным мне, я понял: Вам все известно, а значит, моя песенка спета.

Всякий знает, что традиционный костюм фокусника – это огромная струящаяся мантия, украшенная таинственными знаками. И создатель нашей куклы фактически взял на вооружение тот же принцип, который впоследствии (правда, довольно топорно) применялся индийскими факирами. В обоих случаях просторное одеяние используется, чтобы скрыть перемещения ассистента. В случае с факиром ребенок прячется под полой его костюма и таким образом залезает в корзину незаметно для зрителей. В случае с Золотой ведьмой оператор проскальзывал в ящик, пока демонстратор в своей необъятной мантии расхаживал по сцене и якобы просто гасил свет. Я и сам с успехом прибегал к этому приему во многих своих иллюзионных аттракционах.

Это возвращает нас к истории моей жизни.

Итак, моей самой удачной ролью стал прорицатель Ахриман (уж простите, что этого египтянина-коротышку я окрестил именем зороастрийского духа зла!). Бедняга Уилкин по сей день не догадывается, что тем бородатым карликом, которого он вырвал из лап правосудия, был Ваш покорный слуга. Он доблестно защищал меня в суде по делу о клевете и верил в мои способности общения с потусторонним миром. Так что, когда я решил вернуться в поместье и заявить свои права на наследство, мне подумалось, что назначить его моим адвокатом будет более чем справедливо. Ни в одном из моих гнусных делишек Уилкин, разумеется, не замешан, и Вы не должны его подозревать.

(То дело о клевете, признаться, до сих пор будоражит мое воображение. Я искренне надеялся, что во время процесса у меня будет возможность блеснуть своими сверхъестественными способностями. Мне было известно, что мой отец ходил с судьей в одну школу, и я готовился впасть в транс прямо на свидетельской трибуне, чтобы поразить аудиторию некоторыми реальными подробностями из биографии этого служителя закона. Надо сказать, мой отец в свое время был весьма заметной фигурой в лондонском обществе. Правда, выяснить все эти факты мне помог не столько удивительный дар Ахримана, способного «читать в сердцах» своих клиентов, сколько умение собирать информацию, на которой этот дар зиждился. Но что поделать – меня всегда отличала слабость к эффектам.)