Книга Изогнутая петля, страница 123 – Джон Диксон Карр

Дорогой доктор, позволю себе еще несколько слов восхищения в Ваш адрес. Вы взялись расследовать как будто совершенно невозможное преступление и, чтобы заставить Ноулза сказать правду, умудрились сплести из обрывков и лоскутков вполне логичную и разумную версию, объясняющую это невозможное. Красивая вышла история, и я рад, что Вы доставили своим слушателям интеллектуальное удовольствие.

И все же – как Вам прекрасно известно – невозможных преступлений не бывает.

Я просто подошел к нему, повалил на землю и перерезал ему горло тем самым складным ножом, который позднее нашли в кустах. Вот и все.

Ноулз, так уж вышло, все видел из окна «зеленой комнаты». Но это не имело бы значения, если бы я не совершил одну грубую ошибку, испортившую весь замысел. Ноулз не только подтвердил под присягой, что это было самоубийство, но еще и великодушно предоставил мне алиби, чем изрядно меня удивил. Впрочем, к покойному, как Вы успели заметить, он всегда относился с подозрением и антипатией; он ни на одну секунду не верил, что этот человек может быть из рода Фарнли, и скорее пошел бы на виселицу, чем признал, что настоящий Джон Фарнли убил обобравшего его мошенника.

Убил я его, разумеется, будучи без протезов. Это подсказывал элементарный здравый смысл, ведь проворно и быстро я могу передвигаться только на кожаных накладках; к тому же в протезах я не смог бы пригнуться настолько низко, чтобы меня не было видно в тисовых зарослях. Кустарники не только создавали великолепную ширму, но и предоставляли массу путей отступления в случае опасности. А на тот случай, если кто-нибудь меня заметит, я прихватил на чердаке и спрятал под пиджаком зловещую маску Януса.

Я приблизился к нему с северной стороны дома, то есть со стороны нового крыла. Зрелище, надо полагать, было жутковатое. Самозванец застыл как парализованный, и я без труда повалил его на землю – он не успел даже опомниться. Можете мне поверить, доктор, руки и плечи у меня за эти годы приобрели недюжинную силу.

Показания Натаниэля Барроуза по поводу непонятных конвульсий у пруда заставили меня впоследствии слегка понервничать. Барроуз стоял у двери в сад, футах в тридцати от пруда. Зрение у него, как он сам признал, неважное, особенно в сумерках. Он заметил возле пруда какую-то суету, но не мог взять в толк, что это такое. Меня он видеть, конечно, не мог (я был надежно скрыт кустами), и все-таки поведение жертвы его насторожило. Перечитайте его показания, и вы поймете, что́ я имею в виду. В конце он говорит: «Точно описать, как он двигался, я не могу. Выглядело так, будто что-то держит его за ноги».

Так оно и было.

Но куда более серьезную угрозу представляли показания Уилкина, который спустя всего несколько секунд после убийства видел что-то странное через дверь столовой. Вы, наверное, давно догадались, что через нижнее стекло той двери он лицезрел Вашего покорного слугу. С моей стороны было опрометчиво показываться кому бы то ни было на глаза даже мельком, но в тот момент я был (как скоро станет ясно) слишком расстроен срывом своего плана. По счастью, к тому времени я догадался нацепить маску.

Главная опасность заключалась даже не в самих показаниях Уилкина, а в том, как они были истолкованы, когда на следующий день дошло до обсуждения деталей этого инцидента. На сей раз отличился старина Маррей, большой любитель жонглировать словами. Когда Уилкин стал – сумбурно и неуверенно – описывать свои впечатления, Маррей интуитивно уловил их суть и, сам того не понимая, попал в точку. Он обратился ко мне и сказал: «И вот ты возвращаешься домой после стольких лет, а по саду шастает ползучее безногое нечто».