Книга Изогнутая петля, страница 119 – Джон Диксон Карр

У меня несколько пар разных протезов, сделанных на заказ (первые появились, когда я работал в цирке). Благодаря этому – и долгим мучительным тренировкам по пристегиванию креплений – я могу превращаться в человека любого роста. Просто поразительно, насколько легко обмануть человеческий глаз! Представьте, например, что Ваш хлипкий, малорослый приятель вдруг предстает перед Вами великаном, в котором шесть футов росту. Ваш мозг откажется это воспринимать. А если дополнительно прибегнуть к некоторым другим уловкам, этот человек станет совершенно неузнаваем.

Я побывал в шкуре людей и очень высоких, и низкорослых. Одно время мой рост составлял шесть футов один дюйм. А в своей знаменитой роли предсказателя Ахримана я был почти карликом. Эта роль настолько мне удалась, что впоследствии я без труда обманул простодушного мистера Гарольда Уилкина, когда появился перед ним в образе Патрика Гора.

Пожалуй, стоит начать с инцидента на «Титанике». Несколько дней назад, в библиотеке усадьбы, куда я вернулся заявить свои права на наследство, я уже рассказывал эту историю. Все, что я поведал тогда изумленным слушателям, – правда. Не считая одного небольшого искажения и одного серьезного упущения.

Мы действительно поменялись ролями. И этот славный парнишка действительно пытался меня убить. Только не пристукнуть по голове, а задушить: в ту пору он был заметно сильнее меня. Эта маленькая трагикомедия разыгралась в недрах большой трагедии, и Вы, доктор, совершенно верно догадались, в каких декорациях. Декорациями служил трюм «Титаника» и массивная стальная дверь, окрашенная белой краской, – одна из тех, что устраиваются в переборках, разделяющих судно на отсеки. В такой двери несколько центнеров добротного, полновесного металла, чтобы она могла выдержать натиск воды в случае затопления. Когда «Титаник» получил пробоину и накренился, петли многих дверей не выдержали. Они начали гнуться, коробиться и лопаться. Более страшного зрелища я, наверное, не видел за всю свою жизнь. Это было как крушение всех привычных устоев – как если бы сместилась земная ось или померкло солнце.

План моего друга был предельно прост. Он сдавил мне горло, так что я начал терять сознание, и собирался закрыть меня в отсеке, куда прибывала вода. Я сопротивлялся, используя все, что было под рукой, а именно деревянную колотушку, висевшую возле двери. Не помню, сколько раз я его ударил, но сынок румынской циркачки как будто даже не возражал. Я сумел увернуться и очутился с наружной стороны двери. Тогда он изо всех сил навалился на дверь, и, когда судно стало еще сильнее оседать и крениться, дверные петли не сдюжили. Надо ли говорить, что отскочить я не успел. Нижняя моя половина оказалась под стальным полотном.

Крушение «Титаника» явило немало примеров героизма и самопожертвования. Я не преувеличиваю, доктор. Но героизм этот не был никем воспет. О нем предпочитали умалчивать, а если и говорили, то почти шепотом. Я до сих пор не знаю, кто меня спас: был ли это пассажир или кто-то из членов экипажа. Помню только, что меня, как щенка, сгребли и перенесли в шлюпку. Моего попутчика, с окровавленной головой и блуждающим взглядом, оставили умирать (так я тогда думал). Сам я выжил, вероятно, только благодаря соленой воде. Но досталось мне прилично. Что происходило со мной в последующую неделю, я не помню.