Книга Дело «Тысячи и одной ночи», страница 148 – Джон Диксон Карр

Разложив эти доказательства на столе в кабинете сэра Герберта, я откинулся на спинку стула и стал ждать, что решат прокурор с главным комиссаром. Думаю, что не скоро забуду тот полдень, поскольку произошло нечто, что застало меня врасплох.

Первым мой рассказ прокомментировал прокурор.

– Думаю, пойдет, – по своему обыкновению, прорычал он. – Мне бы вещественных доказательств побольше, знаете, чтоб уж совсем их в суде порвать, но, думаю, пойдет. А?

Главный комиссар прочистил горло и добавил:

– Черт, жалко, что Джефф Уэйд стер тот отпечаток, мы бы уж нашли ему применение, но теперь ничего не поделаешь. Я и не сомневаюсь в том, что Маннеринг виновен. А, Армстронг?

Сэр Герберт тогда ничего не сказал. Не стану перетряхивать старые истории и конфликты, особенно с начальством моего отдела, надо быть дураком, чтобы в это лезть. Пока прокурор собирал свои документы, а мы курили сигары, в кабинет вбежал бесценный Попкинс. Вид у него был встревоженный.

– Прошу прощения, господа, но тут… – начал было он, но передумал. – Здесь мистер Джеффри Уэйд с мистером Маннерингом, они хотят видеть вас. Мистер Уэйд говорит, у него есть неопровержимое доказательство невиновности мистера Маннеринга.

Эту сцену я тоже еще не скоро забуду, как и выражения лиц собравшихся за столом. На дворе стоял ясный июньский полдень, и солнце заглядывало в кабинет помощника комиссара, в котором, несмотря на распахнутые окна, дым стоял коромыслом. Прокурор злился из-за внезапного вторжения, поскольку опаздывал на гольф.

Но времени что-то предпринять уже не было. С ноги, да, именно так, с ноги дверь в кабинет открыл сам старик Джефф Уэйд. На нем были щегольской кричащий костюм, серый котелок, а из петлицы торчала бутоньерка. Настрой у него был ужасно бодрый, казалось, даже его седые усы топорщились под действием этой энергии, он старчески покрякивал, но так и лучился самоуверенностью. Позади него вышагивал Маннеринг, безупречный, словно кинозвезда. Оказавшись у стола, Джеффри Уэйд смел в кучу все лежавшие на нем бумаги и уселся на угол.

– Хороший денек, а? – дружелюбно проговорил он. – На случай, если вы не в курсе, я Джефф Уэйд. Тот самый Джефф Уэйд. И я хотел самую малость поболтать с вами.

– Да ну, в самом деле? – прыснул ядом главный комиссар-инспектор. – Что ж, говорите.

Тот довольно усмехнулся. А затем утопил подбородок в воротнике рубашки и устремил взгляд на другой конец стола.

– Думаете, состряпали дельце на молодого мистера Маннеринга? – спросил он.

– Так-так?

Этот старый высушенный черт был страшно собой доволен. Сунув руку в нагрудный карман, он вытянул оттуда кошелек. Из этого самого кошелька он достал купюру, какую я прежде никогда не видел и даже помыслить не мог, что такое бывает. Это была банкнота в пять тысяч фунтов, Джефф расправил ее и положил на стол.

– Положите шестипенсовик, – сказал он.

– Гос-подь все-мо-гу-щий, – проговорил прокурор, не веря собственным глазам, – вы что, пытаетесь…

– Нет, господа, – весьма деликатно прервал его Маннеринг, – это не взятка, и мой будущий тесть ни за что бы не опустился до подобного. Хотя готов спорить, любой из вас продался бы и за меньшие деньги. Положите шестипенсовик.

Все молчали, поскольку происходящее вышло за грань всякого понимания и даже сердиться на это было невозможно. Старик Уэйд навалился на стол и ткнул пальцем в пятитысячную купюру.