Книга Дело «Тысячи и одной ночи», страница 61 – Джон Диксон Карр

И вот опять, сэр Герберт, я заметил, как вы едва не подпрыгнули при упоминании губной гармошки. И если слух меня не подводит, вы произнесли при этом: «Джерри». Я догадываюсь, к чему это все ведет, поскольку мне известно, что Скотленд-Ярд располагает списком всех этих отпетых негодяев с их особыми приметами. И вот вы можете с ходу назвать этого человека, опираясь на его слабость к игре на губной гармошке, которую он взял с собой на ограбление или же убийство, прямо как доктор Кьянти в «Кинжале судьбы» (ох, до меня это не сразу дошло), игравший на тромбоне. Но к сожалению, в тот момент я еще не понял, что попал в логово преступников. Увы, сэр, зная о чудаковатом нраве мистера Уэйда, я предположил, что игра на губной гармошке – это отдушина, у каждого человека, перегруженного интеллектуальным трудом, есть что-то подобное, вот, например, доктор Мактавиш, университетский профессор, ученый, во всех смыслах примерный человек, обожает ходить на кинопоказы и во весь голос хохочет, когда на экране кому-то запускают тортом в лицо. Так что я не придал особенного значения даже тому, что хозяин обратился ко мне довольно неучтиво.

– Вы опоздали, – сказал он и ткнул в мою сторону губной гармошкой. – Будем и дальше за разговорами прохлаждаться? У нас тьма работы. Вы опоздали, черт возьми, всего полчаса осталось. Заходите. Ну же, быстрее!

Теперь он выказывал явные признаки нетерпения, это представлялось неуместным и даже грубым. Он проскользнул в кабинет хранителя передо мной с прытью, удивительной для его возраста.

– Мне ужасно жаль, мистер Уэйд, – несколько отрывисто сказал я ему, – если моя легкая непунктуальность причинила вам какие-то неудобства. Я надеялся, что наша первая встреча пройдет в более дружеской атмосфере.

Со все той же прытью, бормоча что-то себе под нос, он пересек комнату и уселся за большой стол. На столе я заметил раскрытую книжку, сбоку от нее была пепельница, набитая окурками, на краю которой все еще дымилась сигарета. Подхватив эту сигарету и сунув себе в рот в опасной близости от своих внушительных усов, он провел пальцем по книжной странице.

– Да-да-да, – сказал он, – я не хотел вам грубить, но дело должно пройти как по маслу.

Но и тогда зловещий смысл этого слова «дело» не дошел до моего сознания, ибо хозяин, вперив в меня суровый и даже ужасающий взгляд, вдруг воскликнул по-арабски:

– Йа онбаши ирга энте бид-деуртена! Я ва кул лил-юзбаши хикнадар эль-имдадия йеги хена билгар!

И если слух не подвел меня в тот момент, это означало: «Галопом назад, капрал! И скажи капитану поддержки, чтобы мчал сюда рысью!» Все, что я мог, – это уставиться на него в ответ.

– Уважаемый сэр, – сказал я ему, – кажется, у вас сложилось какое-то неверное впечатление. Я не военный и никогда прежде не…

– Ай, не та страница! – выпалил этот чудак. Он перелистнул страницу, злобно пыхтя сигаретой. – Чертова грамматика… – прошу прощения, сэр Герберт, но я должен быть точным, сколь бы неприятно это ни было, – чертова грамматика, никакого от нее толку. Спешиться, открыть огонь! Перегруппироваться, прикрыть левый фланг второго эскадрона! Нет, так не пойдет. Энергично и духоподъемно, конечно, но в простую светскую беседу такое не ввернешь. А, вот оно что! – закончив бормотать что-то себе под нос, он вновь вперил в меня свой пронизывающий взгляд и спросил по-арабски: – Скажи, друг мой, а не знаешь ли ты лавку кузнеца Хассана, что возле полицейского участка, которую ограбили той ночью? Отвечай по-английски.