Книга Дело «Тысячи и одной ночи», страница 59 – Джон Диксон Карр

По мере того как я говорил, какое-то смутное выражение сомнения появилось на его лице, он разинул рот, хотя и не издавал никаких звуков. Однако же, решив, что без провожатого я кабинет хранителя не найду, я продолжал идти в его компании, демонстрируя все достоинство, на какое только был способен, пока не наткнулся на вещь более чем необыкновенную.

Вы, конечно, вне всяких сомнений, знакомы с внутренним убранством Музея Уэйда, но я все же объясню: в стене, что по правую руку, если смотреть вглубь музея, в двадцати с лишним футах от парадных дверей есть огромная арка с надписью: «Базарный зал». Это потрясающая, однако с археологической точки зрения совершенно пустая реконструкция базара или же торговой улицы восточного города. Воспроизведение, позволю себе сказать, сравнительно точное, не лишенное театрального реализма благодаря освещению, которое воссоздает фантастическую атмосферу улицы с причудливым переплетением теней. Бросив взгляд в том направлении, я замер не только из-за иллюзии, что смотрю на сумеречную улицу иранского Исфахана, но и из-за стоящей там фигуры.

Я отчетливо видел, как посреди улицы под кружевными тенями недвижно стоял и смотрел на меня человек в наряде персидского вельможи.

Сэр, я рассказываю вам об этом, будучи полностью в своем уме, и я официально заявляю, что говорю вам чистую правду. В первую очередь меня, конечно, привел в недоумение его костюм. На нем были обыкновенная высокая шапка из овчины и длинная синяя вышитая туника поверх белой рубахи – все это символы богатства или высокого положения в обществе. Зирджама, или штаны, были сшиты из белого хлопка, но самым заметным признаком высокого сословия был лакированный кожаный ремень, на котором вместо обыкновенной латунной пряжки, как у простого придворного, была пряжка, инкрустированная рубинами, какая могла быть только у очень знатного человека. Что касается лица, оно было сокрыто в тени, и я смог различить лишь оливковый цвет его кожи, на фоне которой сверкали белки глаз. Увидев этот фантом в таком окружении, я было подумал, что это восковая фигура, поставленная там для пущей реалистичности экспозиции. Но это было не так, и тому у меня есть масса доказательств. Обычное, казалось бы, дело, но в подобных обстоятельствах это произвело на меня гнетущее впечатление: фигура открывала и закрывала глаза.

Я считаю, меня скорее назвали бы человеком благоразумным, нежели фантазером. То странное состояние ума, в которое я впал, можно оправдать лишь совершенной несовместимостью зрелища, свидетелем которому я стал, и времени. Однако, стыдно признаться, у меня возникло какое-то иррациональное ощущение, что я, возможно, через какую-то червоточину в ткани реальности провалился в одну из «ночей», и что музейный сторож в синей униформе мог оказаться темным Шахразадом, и что далее меня ожидают неведомые приключения. Но вскоре оно рассеялось под влиянием не только моих религиозных принципов, но и здравого смысла. Этот самый здравый смысл и подсказал мне очевидное объяснение. Это же более чем естественно, что мистер Уэйд, имея широкий круг знакомых в Персии и Ираке, завел знакомство с тамошним вельможей и в свою очередь пригласил его сюда, чтобы нас познакомить? Разумеется, да. И потому я решил обратиться к нему с соблюдением всех условностей. Для подобной цели я предпочел чистый арабский провинциальному (я использую этот термин без всякого уничижительного смысла) «новоперсидскому» диалекту, который лишился всей своей прежней чистоты.