Книга Дело «Тысячи и одной ночи», страница 63 – Джон Диксон Карр

Однако после недолгого раздумья я пришел к выводу, что это не так. Было ясно, что меня приняли за такого же отчаянного бандита со множеством кличек, поскольку хозяин, от шуточек которого у меня кровь стыла в жилах, обращался ко мне то как к Чарльзу Лоутону, то как к Уоллесу Бири^[10], то как к Джорджу Арлиссу^[11], и ирония из ироний состояла в том, что я – я! – в этом гнусном спектакле должен был сыграть ученого-востоковеда.

И что же мне оставалось делать? В ситуации смертельной опасности мне нужно было прорваться одним прыжком сквозь толпу этих головорезов и поднять их на уши? Можете догадаться, что это не возымело бы никакого эффекта. И более того! Сэр Герберт, я говорю вам это со стыдом, который странным образом перемежается во мне со смутной гордостью: в момент ужаса у меня возникло ощущение, доселе мне неведомое. Я почувствовал, что в моих венах течет и вскипает доселе дремавшая кровь горцев, пробудившаяся ото сна в минуту опасности. Мог ли я позволить этим злодеям ограбить мистера Уэйда и замучить ни в чем не повинного человека до смерти? Нет! Во имя небесного престола, нет! – взревел доктор Иллингворт; он вдруг вскочил с места и захлопал руками, как чайка крыльями. У меня на письменном столе стояла в рамке фотография жены, и один взмах его руки отправил ее в полет через весь кабинет. Он был так взбудоражен, что даже не извинился, но вот он взял себя в руки и сбавил тон. – Славно, славно, решил я. Я мог понаблюдать. Я мог выжидать. Я мог прикинуться этим злокозненным востоковедом. Как бы ни захлестывали меня эмоции, я мог забросать главаря хитроумными вопросами, пока не вытянул бы из него все подробности плана, прямо как ваш сотрудник из Скотленд-Ярда в «Кинжале судьбы», и тем временем я бы изловчился и разработал план того, как расстроить их гнусные замыслы. Хоть я и уделил столько времени описанию состояния своего ума в тот момент, все это было делом секунды. Главарь расхаживал по кабинету, дьявольски посмеиваясь (гладко выбритый подбородок при таких длинных усах придавал ему еще более злодейский вид), готовясь прикрепить к моему лицу накладные бакенбарды. Хоть я и противился этому всеми фибрами своей души, я не дрогнул и не выказал неудовольствия. Это чудовище, которое ехидно советовало мне не улыбаться, когда свершится убийство, это чудовище должно было поверить мне! Я опустился даже до того, чтобы похвалить свою новую внешность, глядя в зеркало, которое он принес из уборной и поставил на стол. Затем, мысленно готовя себя к этому нелегкому испытанию, я понизил голос до скрипучего шепота.

– Так и кого мы собираемся замочить, босс? – к своему вечному стыду, спросил пастор Эдинбургской пресвитерианской церкви, основанной Джоном Ноксом.

Ну, друзья мои, посреди этого чокнутого бенефиса мне таки пришлось напоить старика Иллингворта во второй раз. Он явно в этом нуждался. И боже ты мой, я был от него в восторге! Казалось, даже стенографист едва сдерживался, чтоб не захлопать ему. Джерри Уэйд со своей компашкой, естественно, задумали очередной дурацкий розыгрыш. Но Иллингворт и понятия об этом не имел. Он-то решил, что оказался по меньшей мере в гнезде чикагской мафии. Ну так и что же? Из всех проповедников, когда-либо стоявших у церковной кафедры, этот старик был самым несуразным и путаным, однако же, когда дело запахло жареным, он вдруг проявил невиданные мужество и чутье истинного шотландского вождя при обороне заставы Как-бишь-ее-там. Немного погодя, переведя дух и ощупав свое лицо так, будто на нем все еще были пресловутые бакенбарды, Иллингворт продолжил: