Книга Ну а теперь – убийство!, страница 69 – Джон Диксон Карр

В буфете Моника проглотила чашку чая. Потом взвесилась на весах. Наконец она вспомнила, что красная кожаная шкатулка Викторианской эпохи для швейных принадлежностей, которая стояла на столе у нее в кабинете и в которой хранились сигареты, опустела. Поэтому – факт, который, как скоро выяснится, будет иметь огромное значение, – она купила сигареты.

Моника Стэнтон приобрела пачку, содержавшую пятьдесят сигарет марки «Плэйерз» и, не открывая, сунула ее в сумочку.

Три сорок. Без двух минут четыре. Ровно четыре. Она прошла через турникет на платформе, как только он открылся, и прождала еще десять нескончаемых минут, пока поезд наконец не тронулся. Ровно в пять часов Моника, вся изнемогая, вышла из вагона в тишину и прохладу станции Пайнхэм.

«Точность, – сказал как-то мистер Томас Хэкетт, – вежливость королей. Более того, это непререкаемое правило бизнес-этикета. Вот я сам всегда пунктуален и не терплю непунктуальности в других. Если я сталкиваюсь с ней…»

Старое доброе такси, которое за скромную плату в один фунт и шесть пенсов отвозило вас на студию «Пайнхэм», отсутствовало. Моника пустилась в пеший путь по истоптанной тропинке через поля.

К тому моменту как она добралась до студии, Моника уже просто бежала. Самым коротким маршрутом до Старого здания, по ее расчетам, была дорожка позади главного здания, которая спускалась вниз, петляя между газонами. По этой дорожке, слева от которой выстроились съемочные павильоны, а справа протянулась изгородь, Моника и поспешала, когда внезапно разгадала одну маленькую тайну, не дававшую ей покоя с самого начала.

На изгороди сидел почтенного вида пожилой джентльмен с седыми бакенбардами и в треуголке. Он был одет в ало-золотистый придворный костюм первой половины девятнадцатого века и курил трубку. Возле него сидел архиепископ Кентерберийский и читал «Дейли экспресс». Трое или четверо офицеров 2-го лейб-гвардии Драгунского полка держались на почтительном расстоянии от них и от двух других людей, стоявших посреди дорожки.

Один из них был пухлым коротышкой с сигарой, а второй – высоким молодым человеком в очках и с весьма изысканной манерой выражаться.

– Смотрите, – говорил толстяк. – Они не могут так со мной поступить. Что значит – мы не можем снимать битву при Ватерлоо? Мы должны снять битву при Ватерлоо. Нам только и остается, что снять битву при Ватерлоо, и картина готова.

– Простите, мистер Эронсон, но я боюсь, что это будет невозможно. «Британскую армию» отозвали.

– Но я по-прежнему не понимаю. Что значит «отозвали»?

– «Британская армия» – это были настоящие солдаты, мистер Эронсон, предоставленные в наше распоряжение органами власти. Их отозвали к месту их действительной службы.

– А что насчет «французской армии»?

– Солдаты «французской армии», мистер Эронсон, ушли добровольцами на оборону метрополии. «Наполеон» служит теперь уполномоченным по гражданской обороне.

– Боже правый, мы должны что-то с этим делать! Будем снимать актеров массовки.

– Будет сложно обучить их за такой короткий срок, мистер Эронсон.

– Мне не нужно, чтобы их обучали. Я хочу, чтобы они сражались в битве при Ватерлоо. Погодите-ка, у меня появилась идея. Вы не думаете, что мы могли бы закончить картину и просто выбросить оттуда сцену битвы при Ватерлоо?

– Боюсь, без этой сцены не обойтись, мистер Эронсон.