Книга Смерть в прямом эфире, страница 7 – Найо Марш

Мой отец был выпускником Далвич-колледжа, «старым аллейнцем», ибо актера елизаветинской эпохи звали аллейном.

Инспектор-детектив Аллейн, Скотленд-Ярд? Звучит.

Разобравшись c фамилией, я какое-то время колебалась по поводу имени, однако новый визит, на этот раз к друзьям в горную Шотландию, познакомил меня с носителями звучных имен, среди которых был Родерик (Рори) Макдональд.

Родерик Аллейн, детектив-инспектор Скотленд-Ярда?

Да!

Кстати, ударение на первый слог.

Трой впервые появилась в шестой из книг об Аллейне. В те дни я увлекалась живописью, причем довольно серьезно, и имела привычку оценивать все, что вижу, как возможную тему для новой картины.

По пути из Англии в Новую Зеландию мы зашли в порт Сувы. День был облачный, безветренный и душный: в такую погоду звуки кажутся необыкновенно четкими, а краски – удивительно интенсивными, бьющими по глазам. Пристань Сувы, насколько мне удалось разглядеть с палубы «Ниагары», оказалась весьма примечательной в этом отношении: пронзительная зелень связок бананов, завернутых в банановые листья более темного тона, долговязый фиджиец с копной волос кислотно-малинового (в точности как сари стоявшей рядом индианки) цвета, шлепанье босых ног по мокрым доскам и густые, как из кувшина, гудящие низкие голоса – все это впечатляло, и у меня буквально зачесались пальцы от желания взяться за кисть.

Наш лайнер отчалил от берега, пристань отдалилась, и я осталась с неначатой, несуществующей картиной, отчетливость которой нисколько не изгладилась до сих пор.

Не будет преувеличением сказать, что, когда я начала «Маэстро преступлений», именно тоска по несостоявшемуся побудила меня описать другую художницу на другой палубе, занятую наброском пристани Сувы, и эта мастерица кисти справилась с картиной гораздо лучше меня.

Это была Трой. Именно у Сувы они с Аллейном и познакомились.

Я всегда старалась удерживать обстановку своих произведений в границах личного опыта; наткнувшись на Трой, я решила, что Аллейну тоже суждено ее встретить, и перенесла действие романа в богемную среду. Детектив писался еще до отмены смертной казни в Великобритании, и Трой горячо разделяла мое отвращение к этому ужасному обычаю. Узнав из разговора с одним инспектором-детективом, что и в полиции многие против смертной казни, я сделала Аллейна одним из них. Тень смертного приговора незримо легла между ним и Трой, и только в финале следующего романа, «Смерть в белом галстуке», они наконец соединились. В «Смерти и танцующем лакее» Аллейн и Трой уже были женаты.

Мой лондонский литературный агент, помнится, засомневался, стоит ли женить Аллейна: в то время в детективной литературе преобладала доктрина, что любовную линию сыщика, ведущего расследование, следует оставлять в тени или, в крайнем случае, обращаться с ней с предельной осмотрительностью и избавляться с наискорейшей прытью. Конан Дойл, например, держался такого мнения.

«Для Шерлока Холмса она всегда оставалась “Этой Женщиной”», – начинает он рассказ об Ирен Адлер, но после двух-трех фраз о романтической привязанности отбрасывает эту идею, утверждая, что эмоции (особенно сексуальное влечение) были «ненавистны холодному, точному и удивительно уравновешенному уму» Холмса.

Так на мисс Адлер был поставлен крест.