Книга Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит», страница 94 – Энтони Бучер

В тот же момент раздался крик. Священник поспешил к жалкому ложу, склонился над неподвижной фигурой и вновь повернулся к нам с горестным лицом, не нуждающимся в словах, чтобы понять его значение.

— Идите, — просто сказал он. — Я остаюсь здесь с ней. Я должен сказать молитвы теперь.

— Я пошлю за этим человеком полицию, — пообещал я. — Но если он придёт в себя, пока вы с ним один…

— Я имею это, — он коснулся револьвера. — И я наблюдаем.

Взгляд его устремился к небу.

Мы неохотно ушли. Спускаясь по лестнице, мы почти ничего не различали; даже относительная темнота гаража слепила глаза, привыкшие к долгому пребыванию на том чердаке. Вот почему я не видел мешка, пока тот не опустился на мои голову и плечи.

И это, к сожалению, вся наша история. Мы так и не увидели наших похитителей и, естественно, не знаем, кто они были; ибо, будь они сообщниками Риколетти, почему они не пришли к нему на помощь, услышав сверху шум? Всё, что я знаю, это что они выпустили нас из машины, всё ещё в мешках, где-то в двух кварталах отсюда. К тому времени, когда мы высвободились, машины уже не было. Миссис Хадсон, чьё замечательное чувство направление ничуть не поколебалось после всего случившегося, привела меня сюда. Звонок лейтенанту Финчу вызвал патрульную машину, при помощи которой я, наконец, отыскал чердак.

И здесь моя история повторяет профессора Фернесса. Чердак был пусть. Исчезли не только священник, Риколетти и мёртвая женщина, но и немногие неодушевлённые предметы — тряпичный тюфяк, святой, лампадка. Лишь несколько капель свежего воска на полу указывали на произошедшее. Патрульные взирали на меня не слишком лестно.

С некоторым опасением заканчиваю я своё повествование. Содержащееся в нём обвинение гораздо серьёзнее любого другого из выдвинутых сегодня вечером. Но я могу лишь сказать: «Вот что произошло», и с надеждой ждать объяснения.

* * *

На протяжении этого последнего выступления Харрисон Ридгли пил с удивительной даже для него тихой настойчивостью; но он казался достаточно трезвым, когда вновь встал, чтобы снова занять председательское место — то есть достаточно трезвым, пока не замечали его побледневшую шею и напряжённую настойчивость, с которой его тонкие пальцы вцеплялись в стол.

— Джентльмены, — проговорил он тихо, — сегодня вечером мы имели честь услышать пять необычайных повествований. Я думал, что мой собственный опыт, приукрашенный гротеском, ужасом и красотой, был необычайно ярок; но, боюсь, он действительно побледнел в сравнении с другими эпизодами, услышанными нами. Я уверен, что после возмущения Дрю Фернесса, пыхтящего ухода Руфуса Боттомли и застенчивого признания Джона ОʼДаба вы ждёте, что я продемонстрирую какую-то интересную реакцию на необыкновенное обвинение, только что брошенное в меня.

Ожидание это было очевидным и без уточнения со стороны председателя. Пока Харрисон Ридгли III хладнокровно наливал себе ещё одну рюмку, в комнате не раздавалось ни звука. Внезапное, неуместное и непочтительное злоумышление побудило Морин поискать булавку, чтобы бросить её на пол; но в этот момент сержант Ватсон решил разгрызть очередной леденец, и эха от этого хрустящего треска оказалось достаточно.

— Единственное возможное замечание, — продолжал Ридгли, — состоит в том, что Джонадаб Эванс полностью оправдал себя в моём критическом взоре. Невероятные молодые джентльмены, прыгающие на хил-монстров, вполне могли бы стать сюжетами романов про Дерринга Дрю; но теперь у меня не осталось сомнений, что мистер Эванс сам по себе является чрезвычайно опытным создателем криминальной литературы.