Книга Слепой цирюльник, страница 91 – Джон Диксон Карр

– Tu parles! Toi, – провозгласила она, нацелив на него палец и размеренно выговаривая, – toi, je t’appelle dégoutant!^[37]

Похоже, эти слова сразили дядюшку Жюля, который снова впал в мрачное состояние духа. Ему представили Моргана, и он поплелся за ними к столу, когда Морган заказал два двойных виски и молоко с содовой. Тщетно взывал к ним дядя Жюль. Он пожаловался, что никогда в жизни так ужасно не простужался, он чудовищно кашлял в подтверждение своих слов, сказав, что, если не предпринять что-то, к пяти вечера он, вероятно, вовсе лишится голоса. Пегги предсказуемо возражала. Она также привела несколько примеров из длинного списка прежних прегрешений дядюшки Жюля, включая и тот раз в Буффало, когда его привезли обратно в отель на угольной тачке.

Впрочем, он несколько воспрянул духом, описывая приготовления к вечернему представлению. Приготовления прошли, сказал он, по высшему разряду. Ему предоставили три ручные тележки, чтобы перевезти пятьдесят восемь марионеток (они путешествовали в отдельной каюте, смежной с его, хотя у них, вот счастливцы, нет морской болезни), а заодно и всю многочисленную машинерию его театра в зал, где готовилось выступление. Три костюма, один, в котором он читает пролог, и еще два, для французского воина и для мавра, отправили утюжить; для музыкального сопровождения будут фортепьяно и скрипка, они разместятся за сценой, потому что под представление отдан настоящий концертный зал. Зал великолепный, расположен на палубе В, но там имеется задняя лестница, соединяющая его с гримеркой на палубе С. Что напомнило ему: пока они с помощником Абдулом осматривали гримерку, им повстречались месье и мадам Перригор.

– Муж и жена, – с воодушевлением продолжал дядюшка Жюль, – совершенно очаровательные, в высшей степени интеллигентные, и их каюта как раз расположена рядом. Послушай, моя дорогая! Это именно месье Перригор написал обо мне все эти восхитительные статьи, которых я не понимаю. Тысяча чертей, но я просто очарован! Да, да, моя дорогая. Мы уже обсудили между собой порядок номеров. Просто прекрасно! А еще мы встретили доктора Кайла, шотландского врача, он прочтет стихи. Отлично! Все готово. Нашими воинами будут два университетских профессора, которые тоже едут этим рейсом, а месье Фуриозо Кампозоцци, фортепьяно, и месье Иван Сливович, скрипка, согласились сопровождать выступление камерной музыкой, понятия не имею, что это такое. Но представь только, моя дорогая, какое торжество интеллекта! А я, я буду на высоте. Я…

– Дорогой дядя, – сказала Пегги, сделав глоток неразбавленного виски, чтобы успокоиться, и тяжко вздохнув, – мне необходимо поговорить с этим месье. Возвращайся к себе в каюту и отдохни. Но услышь меня! Я тебе говорю! Никакой выпивки. Ни глотка! Это понятно?

Месье Фортинбрас заверил, что старый французский солдат скорее перережет себе горло, чем нарушит обещание. Он героическим усилием допил молоко с содовой и заковылял прочь из бара.

– Слушай, Хэнк, – сказала Пегги, переходя с языка Расина на английский. Она в волнении обернулась. – При виде старика я снова вспомнила о деле. Мне необходимо проследить, чтобы он не напился до начала представления, однако это натолкнуло меня на мысль… Тебе же предстоит опросить всех на борту, посмотреть каждому в лицо…