Книга Неприятности в клубе «Беллона», страница 112 – Дороти Ли Сэйерс

– Да, Ле Нив читала, – подтвердил Уимзи, – но я никогда не поверю, что она знала об убийстве. Я думаю, она изо всех сил стремилась закрыть глаза на правду, читала ужасы, пытаясь убедить себя, что ничего подобного с ней произойти не может. Сдается мне, такое вполне возможно, нет?

– Не знаю, – ответила Анна Дорланд. – Конечно, детективы могут занять мозги. Почти как шахматы. Вы играете в шахматы?

– Очень плохо. Игра мне нравится, но я начинаю думать об истории фигур или красоте ходов и в результате проигрываю. Я не шахматист, нет.

– Я тоже. Но мне бы хотелось научиться.

– Да, это помогает не думать о болезненном и мучительном. Шашки, домино или пасьянс в этом смысле даже лучше. Никакой связи с миром. Помнится, – добавил Уимзи, – как-то раз со мной случилась крупная неприятность, и я весь день раскладывал пасьянс. Я был тогда в частной лечебнице, после контузии. Я выбрал простейший пасьянс, «Демон», глупейшая игра без тени мысли. Я все раскладывал и раскладывал его, сотни раз за вечер, просто чтобы перестать думать.

– Значит, вы тоже…

Уимзи ждал, но девушка так и не закончила фразы.

– Конечно, это своего рода наркотик. Мысль избитая, но, тем не менее, верная.

– Да, верная.

– И детективы я тоже читал. Когда не мог вынести ничего другого. Во всех остальных книгах речь шла про войну, или про любовь, или еще про какую-нибудь чертовщину, о которой мне не хотелось думать.

Анна беспокойно заерзала.

– Вы ведь тоже прошли через это, правда? – мягко спросил Уимзи.

– Я? Ну, знаете… это, конечно, неприятно… полиция… и все прочее.

– Но вы ведь не из-за полиции нервничаете, правда?

Причины для волнения у нее, конечно, имелись, если только Анна не пребывала в неведении, но его светлость похоронил это знание в глубинах души и запретил себе о нем вспоминать.

– Все просто отвратительно, разве нет?

– Вас что-то гнетет… хорошо, не говорите, если вам не хочется, но… это ведь из-за мужчины?

– Без мужчины обычно не обходится, верно? – Она отвела глаза и ответила с некоторым смущением, но и с вызовом.

– Почти никогда, – согласился Уимзи. – К счастью, это проходит.

– Смотря что.

– Все всегда проходит, – уверенно произнес Уимзи. – Особенно если пожаловаться кому-нибудь.

– Не обо всем можно говорить.

– Не могу представить себе ничего такого, о чем говорить нельзя.

– Бывают же просто грязные вещи.

– Да, и предостаточно. Например, рождение, или смерть, или пищеварение, если уж на то пошло. Когда я представляю, что происходит в моих внутренностях с прекрасным suprème de sole^[40], с икрой, гренками, аппетитными ломтиками картофеля и прочей подобной мелочью, я прямо готов расплакаться. А что тут поделаешь?

Анна Дорланд внезапно рассмеялась.

– Так-то лучше, – улыбнулся Уимзи. – Послушайте, вы все время думаете об одном и том же, и вся история представляется вам в преувеличенном виде. Давайте будем практичны и до отвращения шаблонны. Вы ждете ребенка?

– Ох, нет!

– Ну, это уже неплохо, потому что дети, конечно, по-своему замечательны, но отнимают уйму времени и крайне дорого обходятся. Вас шантажируют?

– Бог мой, нет!

– Хорошо. Потому что шантаж отнимает еще больше времени и обходится еще дороже, чем дети. Так это какое-нибудь модное по нынешним дням развлечение типа фрейдизма или садизма?

– А ежели так, вы бы небось и ухом не повели.